— Что ж это такое? — сердито проговорил Иван Дмитриевич, догнав их. — Ты же на один день отпросилась, а до сих пор здесь! Я из-за тебя всю ночь не спал, мало что может случиться, а мне за тебя отвечать…
— Иван Дмитриевич, я на вчерашний вечерний поезд опоздала…
— Могла бы телеграмму дать. А тут волнуйся, ночи не спи из-за тебя.
— Вы уж простите ее, Иван Дмитриевич, — заступился за девочку Кандалин, — так уж получилось: и мы вовремя не успели, и она опоздала.
— Ну ладно, — махнул рукой председатель. — Хорошо хоть, нашлась. Подождите меня здесь, я сбегаю узнаю, когда отходит поезд обратно в Тойохару.
— В пять часов, — ответил Миша, довольный тем, что разговор перешел на другую тему.
— В пять часов, — повторил Иван Дмитриевич. — Долго ждать. Что ж будем делать, товарищи?
— А вы город не хотите посмотреть? — спросил Кандалин.
— Можно, — согласился Иван Дмитриевич.
— Потом проводим Мишу и Владимира Григорьевича, они в два часа отплывают, — сказала Нина.
— Да! — воскликнул председатель. — Совсем забыл я с этими волнениями! Поздравляю тебя, Миша, от всей души.
— Спасибо.
Иван Дмитриевич с Кандалиным и Нина с Атаманычем вышли на привокзальную площадь.
— Двинемся к порту? — спросил Кандалин.
Иван Дмитриевич достал из кармана часы на длинной серебряной цепочке и, взглянув на циферблат, почесал в затылке.
— Да вроде рановато…
— А мы по улицам погуляем, — предложил Кандалин.
— Ну что ж, интересно посмотреть, что за город Маока.
На высоком бугре белели многоэтажные дома и белые особняки. Это была так называемая «чистая» часть города, где жили богачи. Но между вокзалом и портом протянулись кварталы, которые населяла беднота. Узкие, мощенные булыжником улицы ныряли в овраги, тонули в грязи. Низкие, черные от старости и копоти домишки тесно жались друг к другу.
Кандалин с Иваном Дмитриевичем зашли в какую-то лавчонку, а Нина и Миша остались на улице.
— Значит, теперь твоя мечта исполняется, ты станешь офицером, — задумчиво сказала Нина.
— Да.
— А я еще не решила, кем буду…
— Ты же хотела быть врачом?
— А теперь мне иной раз больше хочется быть учительницей.
— Как Ольга Сергеевна?
— Да. Может быть, теперь мы встретимся с тобой через много лет. Ты уже станешь офицером…
— А ты учительницей.
— А может быть, и не встретимся…
— Нет, нет! — горячо заговорил Миша. — Мы обязательно встретимся. Мы же будем переписываться. А потом обязательно встретимся!
В это время Кандалин и Иван Дмитриевич вышли из лавки. Кандалин положил руку на плечо мальчика:
— Ну, Миша, нам пора.
На корабль поднимались последние пассажиры. Зеленые волны бились о причал. Над волнами и вокруг корабля кружились чайки. Они то взмывали вверх с тихим клекотом, то круто падали вниз и над самой водой вдруг раскрывали крылья и мягко опускались на зыбкую волну.
Иван Дмитриевич крепко пожал Мише руку. Он говорил что-то о том, чтобы Миша старался, хорошо учился, чтобы был дисциплинированным. Миша кивал ему головой, но сам плохо слышал его напутствие: он смотрел на Нину. Нина еле сдерживала слезы.
— Ну, до свиданья, — тихо сказала она, когда подошла ее очередь прощаться. — Ты пиши…
Прокатился над бухтой и отдался эхом в прибрежных сопках гудок, и корабль, оставляя за собой широкую полосу белой пены, стал удаляться.
— До свиданья, Нину-уш! — донесся до Нины чуть слышный за плеском волн, но все-таки слышный голос Атаманыча. — Ни-и-н-уу-уш!
Нина замахала вслед удаляющемуся кораблю: «До свиданья, Миша! До свиданья, Атаманыч!»
