Александр Ушаков
АТАТЮРК
Особое предназначение
От автора
Шестнадцать лет назад я написал книгу «Феномен Ататюрка».
Книга была небольшая — всего шестнадцать печатных листов.
Это объяснялось, прежде всего, тем, что это была первая книга в нашей стране об Ататюрке, и мне приходилось собирать материалы по крупицам.
В СССР, кроме общих фраз, об Ататюрке не было написано ничего, поскольку правду писать о «Человеке XX века» было нельзя.
За эти годы появилось множество новых материалов как о жизни самого Ататюрка, что, конечно же, намного расширило представление о нем самом, и истории того времени.
И не только того, поскольку именно сейчас в Турции развернулась новая борьба между наследием Энвера и Ататюрка.
Непримиримые противники при жизни, они не закончили свой принципиальный спор и после смерти.
В новой версии жизни Ататюрка я попытался более полно рассказать о человеке, который пришел в этом мир не тешить себя несбыточными утопиями и наслаждаться абсолютной властью, а человека с младых ногтей почувствовавшего свое высокое предназнчение.
О человеке, для которого вся его жизнь стала служением Родине.
Ататюрк прожил сложную жизнь в такое же сложное время, и чаще всего политик в нем побеждал человека.
Не все было безоблачно в его жизни, и он разрушал старое всеми доступными, а когда надо, то и недоступными способами.
Но… судите по делам его…
В новой версии жизни Ататюрка я постарался привести как можно больше интересных фактов не только из жизни самого Ататюрка, но и из османской и новейшей турецкой истории.
Особенно той ее части, где рассказывается о его непростых отношениях с Москвой, которая много сделала для его победы.
Более того, я попытался не только более подробно рассказать о жизни Ататюрка, но и осмыслить его появление на политической сцене в столь необходимое для его страны время с философского взгляда на Историю.
Вместо предисловия
«В тот вечер была сильная снежная буря…»
I
Али Риза положил на могилу последний камень и взглянул на застывшую в скорбном молчании жену.
— Теперь, — произнес он, — они не достанут его…
Зюбейде не ответила.
У похоронившей очередного сына матери не только слов, слез не осталось.
А если к ним прибавить еще и умершую в раннем детстве Фатиму…
Али Риза вздохнул.
Что там говорить, Чай-агзы оказался для них гиблым местом.
Дикая природа, жалкая хижина в горах, постоянные угрозы контрабандистов, потеря Омера, вырытого из могилы шакалами, и вот теперь новая напасть — смерть Ахмета.
Нет, больше им оставаться здесь нельзя.
Скорее в Салоники, где готов их новый дом.
Пора и им зажить по-человечески.
И черт с этой приносившей только одни несчастья должностью начальника таможенного поста.
Если так пойдет и дальше, то скоро у него не останется и жены.
Сказано — сделано!
И вот уже позади тревожные ночи и вой шакалов, забывалось и горе.
Зюбейде снова забеременела, и семья жила в радостном ожидании появления наследника.
И он появился.
Да еще какой!
С белым лицом, голубыми глазами и светлыми шелковистыми волосами.
И, глядя на уже успевшее стать для нее дорогим личико сына, счастливая мать от всей души благодарила не оставившего ее своими заботами Всевышнего.
Куда прохладней своей правоверной супруги относившийся к Аллаху Али Риза тоже был готов уверовать в его всемогущество в эту радостную для него минуту.
Ласково потрепав малыша по щечке, он выхватил из ножен саблю и описал ею над его колыбелью широкий круг, отгоняя от новорожденного злых духов.
На радостях никто не удосужился записать, в какой же день декабря 1881 года родился Мустафа.
Впрочем, особой необходимости в этом не было, поскольку у мусульман не принято отмечать дни рождения.
Официальных записей в старой Турции не велось, и рождение ребенка обычно отмечали на пустой странице Корана или на полях жития какого-нибудь святого.
Неясность, окружающая дату рождения Кемаля, не является чем-то исключительным.
«Я не знаю точную дату моего рождения, — пишет в своих „Мемуарах“ один из высокопоставленных турок, родившийся в конце XIX века, — так как дни рождения не отмечались в то время.
Во многих семьях обычно записывали дату рождения детей на листочке, хранящемся в семейном Коране, но я не смог обнаружить следов своего рождения.
Когда я задавал этот вопрос матери, она всегда отвечала: