Более того, в 1942 году в Турции был введен налог на роскошь для тех граждан страны, кто не являлся турками по национальности.
Этот налог был направлен, прежде всего, против евреев и дёнме.
Те из них, кто был не в состоянии заплатить этот налог, были сосланы в трудовые лагеря, где некоторые из них умерли.
Исследователь истории еврейства Марк Дэвид Байер считает, что «самыми большими врагами дёнме были турки-республиканцы».
Так что не складывается…
Знал ли Кемаль, что было на самом деле?
Наверное, знал.
Но это не интересовало его.
Разочарованный в революции, ее лидерах и результатах, он охладел ко всему.
И кто знает, до каких пор продолжалась его депрессия, если бы «Единение и прогресс» не решил послать его в Триполитанию, где бунтовали арабы.
— У вас, — даже не спросив его согласия, заявил Хаджи Адиль, — уже есть большой опыт общения с арабами, и мы очень надеемся на то, что и на этот раз вам удастся оправдать наше доверие и усмирить бунтующих!
Даже не сомневаясь в том, что речь идет о его новой ссылке, Кемаль только хмыкнул в ответ.
А зря!
Как это ни странно, но на этот раз видный представитель комитета говорил чистую правду: он и его коллеги были полны желания с помощью на самом деле прекрасно знавшего местные условия члена своей партии доказать всем подданным империи, что им нечего бояться их и они способны навести в империи порядок.
Да и какую угрозу лидерам движения мог представлять по тем временам не имевший никакого политического веса майор?
Даже, несмотря на то, что в то время самого Энвера в стране не было.
Пытаясь хоть как-то укрепить свои позиции в армии, султан присвоил ему звание паши (генерала) и в январе 1909 года назначил его на престижнейший пост военного атташе в Берлине.
Глава III
Получив на подкуп шейхов кругленькую сумму в тысячу золотых лир, Кемаль отправился в Африку и на глазах у изумленного шейха в клочья порвал правительственные бумаги.
Пораженный таким необычным началом араб удостоил эмиссара Порты долгим внимательным взглядом, в котором уже сквозило нечто похожее на интерес, и… согласился свернуть военные действия.
Как утверждали немногие свидетели этой сцены, Кемаль и на самом деле был неотразим, и все же куда большее впечатление на шейха произвело привезенное им золото.
Ободренный таким началом, Кемаль поспешил в Бенгази, где бунтовал другой могущественный шейх — Мансур.
Он и там попытался было пустить в ход то же оружие, но не тут-то было/
Мансур остался совершенно равнодушным и к его красноречию, и к предложенной ему взятке.
Понимая, что для этого сделанного из железа воина нужны совсем другие аргументы, Кемаль сменил тактику и под видом инспекции устроил… военный парад!
Зрелище возымело действие, и смущенный игрой мускулов Мансур заговорил о мире.
Блестяще исполнив порученное ему задание, Кемаль возвратился в Салоники и торжественно отрапортовал лидерам «Единения и прогресса» о своих успехах.
К его великому разочарованию и обиде, те даже не поблагодарили его и заткнули им очередную дыру, назначив начальником штаба Семнадцатой резервной дивизии.
И, снова отрезанному от политической жизни, ему не оставалось ничего другого, как только заняться своими прямыми обязанностями.
Но и здесь его ждало сплошное разочарование.
Все его начинания упирались в глухую стену непонимания, и он все больше убеждался в том, что до столь любимой им армии никому не было никакого дела.
Устав от бесплодных попыток пробить стену отчуждения, он решил махнуть на все рукой.
Но… не получилось…
Живший в нем дух противоречия и амбиции не отпускали, и снова началась депрессия с ее бессонными ночами, тягостными размышлениями и, конечно, ракы.
Время от времени он оживал и даже пытался поговорить с лидерами «Единения и прогресса», что называется, по душам, но тем было в те дни не до него.
Обстановка в стране осложнялась с каждым днем, и во многом в этом были виноваты они сами.
Добившись свержения самодержавия и введя турецкую буржуазию в высшие эшелоны власти, «Единение и прогресс» посчитал свою задачу выполненной.
И ошибся!
Мало того что реакция очень быстро восстанавливала свои силы, не было единства и в рядах самих младотурок.
Как это и всегда бывает в таких случаях, после победы над общим врагом главные идеологи движения разделились на два лагеря, которые придерживались различных взглядов на будущее страны.
И в то время как принц Сабахеддин выступал за децентрализацию и религиозно-национальную автономию, его противники были приверженцами строгой централизации и насильственного отуречивания народов империи.