Чиновничья пенсия составляла сущие гроши, и, дабы хоть как-то сводить концы с концами, Зюбейде-ханым стала сдавать часть дома.
Денег все равно не хватало, и увязшая в долгах вдова была близка к отчаянию.
И, как это часто бывает, помощь подоспела с совершенно неожиданной стороны.
Вместе с Мустафой и его младшей сестрой отчаявшуюся женщину пригласил к себе ее сводный брат Хуссейн-ага, который работал управляющим крупного поместья в каких-то двадцати пяти километрах от Салоник.
Правда, и по сей день остается неизвестным, на самом ли деле испытывал приложивший руку к несчастливому браку Зюбейде-ханым «братец» угрызения совести, или был, как поговаривали злые языки, весьма неравнодушен к голубым глазам своей названой «сестрицы», выглядевшей, несмотря на пять родов, достаточно привлекательной.
Как бы там ни было, так своевременно последовавшее предложение было принято, и совершенно неожиданно для себя маленький Мустафа оказался в деревне, где царили первозданная тишина и полное отсутствие каких бы то ни было занятий.
Очень скоро сельская идиллия начала угнетать мальчика, чья деятельная натура настоятельно требовала хоть какого-нибудь занятия.
Но когда его дядька нашел ему таковое, Мустафа только презрительно скривил губы.
Ему совсем не улыбалось гонять ворон с полей, и он стал еще более дерзким и неуправляемым.
Понимавшая состояние сына мать не обижалась.
Да, чистый воздух и хорошее питание стоили дорогого, но и они не могли заменить чтения книг и общения с образованными людьми.
Дабы хоть чем-то занять сына и дать выход его постоянно бившей через край энергии, Зюбейде-ханым устроила его в расположенную в соседнем селе христианскую школу.
Но и здесь ее ждало разочарование: у мальчика не было ни малейшей охоты изучать старые и новые заветы из пришедшей на смену Корану Библии.
Ее взор упал на местного письмоводителя, но уже с первых уроков тот проявил такое невежество, что изумил им даже маленького Мустафу.
Договор был расторгнут, и… снова началось вынужденное безделье.
А где-то в школах скрипели перья, исписывались тетради и сверстники Мустафы уходили все дальше и дальше по ведущей в просторные чиновничьи кабинеты светлой дороге знаний.
В деревне время явно замедлило свой бег, и каждый проведенный в битве с воронами день все дальше отдалял Мустафу от намеченного ему матерью светлого будущего.
И ей не осталось ничего другого, как отправить сына в Салоники, в рюшдие — среднюю гражданскую школу, созданную правительством в Салониках, как и в других главных центрах империи…
Соскучившийся по занятиям Мустафа принялся поражать учителей своими недюжинными способностями и непостижимым умением схватывать все сказанное ими на лету.
Но и на этот раз Зюбейде-ханым недолго радовалась успехам сына, прошло всего два месяца, и он снова оказался не у дел.
За ссору с одним из учеников его жестоко избил помощник директора школы Каймак Хафыз, и тетка Мустафы забрала его из ненавистной ей светской школы.
И напрасно возмущенная его поступком мать требовала вернуться в школу.
Мальчик только хмурился и смотрел на нее своими удивительными глазами, в которых горели так пугавшие ее огоньки.
В школу возвращаться он отказался, несмотря на все ее увещевания и мольбы.
И только когда ее требования стали совсем нестерпимыми, Мустафа приподнял завесу тайны.
— Хорошо, — с каким-то поразившим Зюбейде-ханым спокойствием произнес он, — я вернусь в Салоники, но только для того, чтобы рассчитаться с Каймаком!
Испуганная его решительностью мать настаивать на возвращении в школу перестала.
В том, что Мустафа способен исполнить свою далеко не детскую угрозу, Зюбейде-ханым не сомневалась.
Была в нем какая-то непонятная ей сила.
Снова потянулись однообразные деревенские будни с их вынужденным бездельем, и снова Зюбейде-ханым потеряла с таким трудом обретенный ею покой и целыми днями размышляла о будущем сына.
Но на этот раз Мустафа не пожелал идти у нее на поводу и, к великому огорчению матери, пожелал стать… военным.
— Ты помнишь, какой подарок сделал тебе отец по случаю моего рождения? — спросил он мать.
— Саблю, — ответила мать.
— Куда ты поместила эту саблю?
— Над твоей колыбелью.
— Это означает, что отец хотел, чтобы я стал военным! — торжествующе воскликнул Мустафа. — Да ты и сама мне не раз говорила об этом, — неожиданно улыбнулся он.
Мать только покачала головой: надо же так все перевернуть!