…На другом конце села, за околицей Лиутпранд один бьется с несколькими чужаками. Чужаки кружат вокруг Лиутпранда, как собаки вокруг разъяренного медведя. Им до богатыря Лиутпранда не дотянуться, а Лиутпранду их не поразить — больно верткие…
…Топор вутьи по обух входит в череп лошади чужака. Теперь я вижу, что это не топор, а железный крест, что выковал годье Визимар-вандал. С губ вутьи стекает пена. Теперь я вижу его лицо. Это Винитар.
…Гизульф на гизарновом огороде ловит чужую лошадь. Лошадь не дается. Гизульф злобно шипит. В нескольких шагах замер с копьем в руках Одвульф. Одвульф перетрясся со страху, он бледен до синевы, мокрый рот перекошен. Одвульф готов, не разбирая, разить все, что движется…
…Марда взахлеб плачет, хватается за живот, а дядька тащит ее за собой и ругается на чем свет стоит.
Четверо чужаков в тумане.
Я знаю, что будет дальше…
У меня кружится голова, меня начинает тошнить. Я хочу крикнуть и прогнать их всех, но никто не уходит. Они назойливо продолжают мелькать у меня перед глазами. Черные хлопья падают на их лица и пачкают их сажей…
…На закопченном лице дяди Агигульфа сверкают белые зубы. Я вижу дядин меч, блеснувший на мгновение в отсвете пожара. Чужакова голова с рыжей бородой и синими глазами летит сквозь черные хлопья и ударяет о щит второго чужака, оставив красное пятно. Дядя Агигульф залит чужой кровью. Она ползет по его голым ногам и пачкает лошадиные бока.
Второй чужак разворачивается и, пригнувшись к шее коня, во весь опор несется к околице — туда, откуда пришел. Агигульф с Валамиром устремляются в погоню…
…В пламени пожара я вижу гигантского медведя, поднявшегося на задние лапы. У него оскаленная морда, злобные маленькие глазки. Шкура медведя порвана в нескольких местах и закапана темной кровью. Неподалеку от медведя труп лошади с застрявшим в черепе железным крестом. Перед вутьей вертятся на конях двое чужаков. Кони норовят уйти подальше от нестерпимого жара и разъяренного зверя. На лицах всадников — ужас. У ног медведя — убитый чужак со сломанной спиной и вырванным горлом. Кровь шипит, запекаясь. У медведя дымится влажная шкура.
Еще мгновение — и горящий храм рухнул, погребая вутью под собой. Искры взлетели, как потревоженные осы из гнезда…
…В свете пожара белым пятном выделяются волосы Сванхильды. Она все еще прячется в кустах у реки, не зная, что светлые косы уже выдали ее. Ей надо уходить, но она медлит…
…Валамиров дядька отталкивает от себя Марду, и та бежит сломя голову. Старый дядька поднимает рогатину и падает под ударом булавы…
…Одвульфу страшно. Он стоит неподвижно и чутко вслушивается в туман. Капли влаги собрались на наконечнике копья, занесенного для удара. Топот ног — кто-то бежит к нему, Одвульфу. Не раздумывая, Одвульф наносит удар в темноту. Пронзительный крик. Кричит женщина. Одвульф видит свою жертву и торопливо, воровским движением, выдергивает копье. Марда хватается руками за рану и мелко дышит широко раскрытым ртом. Помедлив, Одвульф берет копье обеими руками и всаживает Марде в ямку на шее. Тело Марды выгибается дугой и опадает, сотрясаясь. Одвульф с усилием выдергивает копье и, рыдая, бежит прочь…
…У хродомерова колодца лежит Снутрс. Снутрс изрублен так, что узнать его можно только по доспеху. Лица нет — лицо снес вражеский топор. Вокруг Снутрса еще трое, таких же изрубленных, истоптанных копытами. Эти трое — чужаки. Снутрс лежит, широко раскинув руки, будто дружески обнимая людей, которых зарубил…
…Ульф и Визимар вихрем врываются в село. На хродомеровом подворье еще кипит бой, и Визимар, не раздумывая, устремляется в самую гущу. Проехав мимо, Ульф заезжает на двор Аргаспа. Здесь нет чужаков, один только Аргасп, как гусеница, ползает по двору. Спешившись, Ульф подходит к нему, садится рядом на корточки, ласково касается его волос и вдруг мгновенным ударом перерезает ему горло. Затем режет себе руку ножом — щедро, не жалея, — смешивает свою кровь с кровью Аргаспа и мажет себе лицо. Я знаю, что это вандальский обычай. Ульф поднимает черное от крови лицо и несколько мгновений сидит неподвижно, вслушиваясь в темноту. Встает и, не оборачиваясь, идет к своей лошади. Ударив лошадь пятками, несется за хродомерово подворье в сторону кузницы. Из его горла рвется крик — я никогда прежде такого от Ульфа не слышал. Птицы болотные так иногда кричат. Двое чужаков выскакивают с хродомерова подворья и несутся следом за Ульфом. Один остается биться с Визимаром. Этот чужак — великий воин, но Визимар убил его. От жажды мщения изнемогал Визимар — я понимал это. И помчался Визимар Ульфа догонять, но не догнал: навстречу ему вывернули еще двое, и пал Визимар под их ударами. Не будет больше кузнеца в нашем селе. Не будет больше в праздничный день скакать по селу кузнец, Вотана славя. Ушло вместе с Визимаром уменье его. Среди чужих людей умер Визимар, и я знал, что в последнее мгновение тоска охватила его. В тоске и ушел в Вальхаллу, а не в радости.
…Лиутпранд все огрызался на чужаков, не подпуская их к себе. Но даже и Лиутпранд начал уставать. Коня под ним убили, и грянулся оземь Лиутпранд. И не встал больше. Длинное чужаково копье вошло под густую его бороду. И радостно закричал тот, кто убил Лиутпранда, ибо хотел взять себе его доспехи…
…За селом, оставив за спиной хродомерово подворье, Ульф убивал. Ульф убивал, как Тарасмунд, отец наш, пахал: спокойно, аккуратно, выказывая многолетнюю сноровку. Это было единственное, что Ульф умел хорошо делать. Сейчас, пренебрегая своим увечьем, снова держал он два меча. В темноте и тумане и обоими глазами много не наглядишь. Ульф не столько смотрел, сколько слушал. Слушал не только ушами, но всей кожей. Я знал, что Ульф ничего не чувствует, когда падал сраженный им враг. Душа Ульфа была пуста. Теперь я знал это. Мне стало холодно.
Ульф закончил убивать. Прислушался. К селу приближалось человек шесть, и Ульф повернул коня в сторону болот, решив не принимать боя. Мне было очень холодно…
Ульф ехал не спеша, все время прислушиваясь. И лошадь его пряла ушами. До кузницы оставалось три полета стрелы, когда лошадь вдруг фыркнула, и тотчас в тумане тоненько заржала лошадь. Ульф приподнялся в седле, шевельнул ноздрями, принюхиваясь, как пес, и уверенно крикнул что-то на непонятном языке — будто одним горлом кричал. Из тумана отозвались на том же языке — и выехали два страхолюдных всадника. Ульф пустил коня рысью, направляя его между ними. Всадники не успели еще ничего понять, когда мелькнули два ульфовых меча. У одного страхолюдины отвалилась рука вместе с плечом, второй скорчился в седле, пытаясь поймать выползающие из распоротого живота внутренности.
И снова пустота. Ульф ничего не почувствовал, когда убил этих двоих, — даже удовлетворения. Просто успокоил лошадь и двинулся дальше…
…И видел я дядю Агигульфа с Валамиром, уходящих в сторону дубовой рощи. И их преследовали…
…И знал я, что они уйдут, и потому отвел глаза…
…Уже светало. Я понял вдруг, что младший сын Тарасмунда по имени Атаульф сидит в норе на косогоре и трясется от холода и боли. Но это был не я…
…Агигульф-сосед лежит посреди своего двора с разбитой головой. Весь двор покрыт смятым, окровавленным, затоптанным полотном — накануне Фрумо развешивала сушить. Фрумо смотрела на заляпанное полотно, на кровавые пятна, хлопала себя руками по бокам и кудахтала, как курица. И увидел я вдруг, что вовсе не полотно это разбросано по двору — это курицы, зарезанные для большого пира, чтобы порадовать дорогих гостей. А вот и гости дорогие — стоят вокруг Фрумо, радуются угощению, смеются.
Перестав кудахтать, показала Фрумо пальцем на берестяную личину. И снял чужак берестяную личину, отдал ее Фрумо. Оказалось под личиной такое лицо, что личина против него куда краше. Плоская морда, на верхней губе редкие усики, щеки в шрамах, будто кожу с них полосками сдирали. И лыбился страхолюдный чужак.