Соавторы, всхлипывая: «Глубокая и искренняя благодарность от растроганных готов г-ну Брауну — он замолвил за них доброе слово…»
ПОЧЕМУ ГОТЫ-2. ПРОБЛЕМА ПАТРИОТИЗМА
Готы — германцы. Анты, венеды, скловены — славяне. И те, и другие — варвары. Они грабили земли Римской империи, а в свободное от грабежей время враждовали между собой.
Поначалу готы славян побивали. После они перестали соприкасаться достаточно тесно, чтобы взаимная вражда их оставалась полноценной.
Тем не менее само противостояние «германцы — славяне» автоматически порождает в патриотических мозгах другое противостояние, менее древнее: «немецко-фашистские оккупанты» — «героический советский народ».
Преклоняя голову перед теми, кто отстоял нашу землю от завоевания, вместе с тем позволим себе заметить: готы 4–8 веков к немецко-фашистским оккупантам не имеют решительно никакого отношения. Они даже не предки немцев, собственно говоря. (Немецкий лингвист Хирт в 1925 г. очень удачно, на наш взгляд, заметил, что готский язык является, скорее, не матерью, а «старшей сестрой» немецкого. — Цит. по М. Гухман «Происхождение строя готского глагола»).
Более пристальное вглядывание хотя бы в этимологический словарь готского языка приводит к мысли о том, что между обоими массивами варварских племен было больше общего, чем это может показаться на первый взгляд. В очень неплохой, хотя и написанной «популярно», книжке Антона Платова «Руническая магия» (М., 1994), в первой части, которая посвящена истории и развитию рунического письма, постоянно подчеркивается близость прагерманского и праславянского языков. Эта же мысль, только изложенная куда менее «популярно», проходит практически через любой труд, посвященный теме древней германской или славянской мифологии. «Всего лишь три тысячи лет назад разницы между этими языками не существовало — разделение славянских и германских языков относится к концу II тысячелетия до Р. Хр. Любопытно, что до настоящего времени сохранилась группа языков, занимающих точно промежуточное положение, — языки балтских народов.»
Однако, совершенно справедливо пишет дальше А. Платов, «древний этот язык просвечивает все-таки сквозь муть позднейших трансформаций и наслоений». Он приводит несколько примеров, в том числе слова «хлеб» (готск. hlaifs), «орел» (скандинавское «ярл»).
Можем добавить и другие. Готское «boka» — «бук» (дерево, на котором вырезали буквы) и «буква»; любопытно что для обозначения «книги» готы использовали множественное число от слова «буква», т. е. «много букв». Русское «думать» — готское «domjan»; «хлев» — «hlaiw» (пещера, могила); «хижина» — «hus».
В монографии «Разыскания в области гото-славянских отношений» Ф. Браун разбирает, в частности, вопрос происхождения названий «Галич» и «Halle» (Галле — город на юге Германии). Их имена производят от слова «соль», которую добывали неподалеку от этих городов, пишет автор. «В кельтском языке s в начале слова переходит в h:
др. ирл. salann — кимр. halan;
hal — sal — Halle — Галич.»
По другой гипотезе эти слова связываются с готским «halljo» — «гладкий камень», «галька».
Отзвук готского слова «stalla» (конюшня) слышен в русском «стойло»; «fat» (платье) — в названии наряда невесты («фата»); «rauba» (платье, одежда) — «роба».
Готское «af-mojan» (уставать, выматываться) соотносится с русским «маяться», «нудно работать». Вообще слово «работа» в дивном согласии и у славян, и у готов синонимично слову «мучение» (русское «страда»).
Любопытно, что слово «осень» означает не столько время года, сколько срок уборки урожая. В готском языке слово «asans» означает «лето».
Готские слова неожиданно обнаруживаются, как это ни странно, в церковной лексике. Авторитетный профессор В. В. Болотов («Лекции по истории древней Церкви», 1907) доказывает, что греческое слово, обозначающее церковь как здание, храм, пришло в славянский язык (цръкы) из готского. Он же указывает на параллель между готским «hrugga» (палка, стяг на палке) и русским «хоругвь». В. Болотов утверждает: «Слово „церковь“ воспринято чрез готское посредство и гораздо раньше, чем возникло русское государство, чем распространилось у нас христианство».
В 5 в. готы были уже христианами; славяне-язычники, видя у них храмы, именовали эти здания тем греческим словом, которое слышали от готов. Естественно, в передаче германцев.
Любопытные рассуждения приводит В. Н. Татищев в «Истории Российской»: «Наш новгородец, хотя всех народов славные дела себе присвоить, готов славяны имянует и имя их готовы толкует… Что Бельский говорит, готов за славян почитали, то довольно видно, что междо ими или в сообсчестве славяне беспрекословно находились, как имяна государей готских бывших многие славенские изъявляют…[3] Но я сие разумею, что з готы, яко сарматы, много славян, а собственно венды, видимо, собсчествовали, и от тех славян сии имяна возприали, власно как и мы, оставя собственного своего языка, разных и неведомых нам языков имяна возприали и, знаменования их не разумея, употребляем. Латинские же писатели, не различая разности народов, в едино имя готы заключали».
В передаче этой полемики отчетливо виден ясный и трезвый ум Татищева, который объясняет действительно бывшее сходство имен готских и славянских близкими контактами между готами и славянами, а тенденцию смешивать их — тем обстоятельством, что и те, и другие были для Римской Империи ВАРВАРАМИ.
КАКО ХУДОЖЕСТВЕННО О ГОТАХ ПИСАТЬ НАДЛЕЖИТ, или СХЕМА И ЕЕ ИСТОКИ
В исторических романах, написанных российскими авторами, как правило, бытует одна и та же схема, которая — как торжественно оповещается в предисловии или аннотации — является «художественным воссозданием древнерусского быта».
С незначительными вариациями она выглядит следующим образом.
На исконно славянской (росской, полянской, дулебской, вендской, антской) земле сидят исключительно мирные славяне. Они бортничают, производят мед, лен, пеньку. Справляют добрые, веселые праздники годового цикла (в основном — встреча весны или что-нибудь брачно-урожайное; обычный источник в таких случаях — труды акад. Рыбакова). Обязательный персонаж — мудрый старец, хранитель преданий; часто играет на гуслях.
Вокруг этих благолепных славян переселяются, всячески мельтешат и льют кровушку другие народы (не славяне). Иногда они попадают к славянам и, пораженные простотой и доброй мирной мудростью этого народа, навек связывают с ними свою судьбу. Эти персонажи делают контраст между славянским и всеми прочими мирами еще более выпуклым. Иногда кричат по ночам от воспоминаний и, просыпаясь среди славян, успокаиваются.
Затем происходит война. Она начинается в тех случаях, когда грубые и жестокие германцы посягают на исконно славянскую (росскую, полянскую, дулебскую, вендскую, антскую) землю. Тогда мирные земледельцы и бортники, отложив гусли, берутся за мечи и с криком «Не посрамим земли росской (дулебской, вендской, антской)!» убивают всех.
И вновь воцаряются тишина и благолепие…
(Здесь можно в скобках заметить, что совершенно в тех же преувеличенно-идиллических тонах писал о готах немецкий писатель конца 19 в. Феликс Дан, автор исторических трудов о германцах).
Очень хорошо комментирует этот феномен Н. М. Карамзин. Он приводит описание мифического народа гипербореев, ссылаясь на Помпония Мелу, Плиния, Солина: «Земля у них [гипербореев] плодоносная, воздух чистый и благорастворенный. Они живут долее и счастливее всех иных людей: ибо не знают болезней, ни злобы, ни войны и проводят дни свои в невинной, беспечной веселости и гордом спокойствии…» — «Сие описание, — продолжает великий российский историк, — основанное на баснословии греков, пленило воображение некоторых ученых мужей севера, и всякой из них хотел быть единоземцем счастливых гипербореев… Мы, русские, могли бы также объявить права свои на сию честь и славу!»