И Валамир своего не упустит, уже загодя уздечкой конской звенит, в поход собирается. За Валамиром пригляд хороший, за Валамиром дядька-раб надзирает бдительно, чтобы не остался внакладе Валамир.
Даже Одвульф, на что никчемный человек, хоть и родич наш (тут дед плюнуть хотел, однако передумал) — и тот ведь собрался! И Гизарна, гляди ты, готовится на гепидов идти.
Но не соседних гепидов, с теми у нас мир, а на дальних, тех, что на озерах сидят, соль варят. У тех гепидов вождь, по прозванию Афара-Солевар. Тот Афара удачно сходил в поход и много взял скота. И обуяла того Афару алчность; только вернулся из похода и тотчас на нас войной двинулся.
Недалеко от бурга гепиды спалили деревню. Ближние гепиды клянутся, что не ходили они в ту деревню и не жгли ее. Стало быть, того, дальнего Афары-Солевара, рук это дело.
Наш Теодобад сказал, что не жрец он премудрости эти распутывать, кто деревню спалил, собрал воинов и на гепидов ополчился, и на ближних, и — если повезет — то и на дальних.
Нашему селу теодобадова вражда с ближними гепидами ни к чему. Гепиды — они полгода думать будут, почему Теодобад на них восстал, а потом вдруг сообразят, что это же на них войной пошли. И, конечно, после этого наше село первым и пожгут, ущерб причинят.
А тына в селе нашем как не было, так и нет.
А уж гепид воевать начнет — его не остановишь. Останавливаются они еще медленнее, чем начинают, таково уж их племя.
Но дело обернулось к нашей удаче. Ближние гепиды вовремя смекнули, что к чему, присоединились к теодобадову войску и вместе с ним пошли на дальних гепидов.
Ближних гепидов вождь Оган давно посматривал на соляные варницы — главное богатство Афары. Оган много лет неустанно мутил те роды гепидские, что сидели под Афарой-Солеваром. Тут же удачный случай подвернулся Афару извести.
Так и вышло, что наши готы с ближними гепидами собрались вместе дальнего Афару бить.
А дядя Агигульф, наш воин, лежит в бессилии, слезы по бороде текут. Дедушка Рагнарис волком по дому рыщет, злобится, разве что пена изо рта не падает. Шутка сказать, солеварни!.. Такая добыча из рук уплывает.
Несколько дней так продолжалось; потом держал Рагнарис совет со старшим своим сыном, Тарасмундом. До посевной еще седмицы три, к тому времени авось Агигульф с лавки и воздвигнется. А с Теодобадом пусть Тарасмунд идет, коли больше некому. Да разве и не воин Тарасмунд, сын Рагнариса?
И снял со стены щит свой с чудесным крестом отец мой Тарасмунд и отправился с Теодобадом дальнего Афару-Солевара бить.
Тарасмунд ходил в храм к годье Винитару. Еще Одвульф в храм пошел. Годья всех звал к себе в храм, обещал хорошую защиту со стороны Бога Единого и доброго Сына Его. И были в тот раз в храме у годьи Винитара и Гизарна, и Валамир. Валамира дядька-раб погнал, чтоб уж наверняка. А Оптилу Хродомер не пустил. После же Гизарна и Валамир с Оптилой отправилось в капище.
Рагнарис хотел, чтобы Тарасмунд тоже в капище пошел, но Тарасмунд как бык рогом в землю уперся и не пошел. Моя мать Гизела плакала.
Еще дядя Агигульф плакал: хотел в капище, но с лавки встать не мог.
Брат мой Гизульф тоже готов был плакать. Ведь если бы дядя Агигульф в поход пошел, он, Гизульф, мог бы из дома сбежать и с Агигульфом пойти дальнего Афару бить. С Тарасмундом же в поход не пойдешь; прогонит его Тарасмунд. И потому ходил Гизульф мрачнее тучи.
Когда отец наш Тарасмунд уже на коня садился, чтобы в бург ехать, наш брат Ахма-дурачок тоже в поход запросился. Но не пустил его отец. Однако Ахма не смирился, побежал за отцовым конем, палкой вооруженный, и гепидам грозил.
Тогда Тарасмунд коня остановил и наказал Ахме, чтобы тот лучше в храм Бога Единого шел и как следует Доброго Сына попросил — пусть бы Добрый Сын приглядел за войском теодобадовым, пока воюет оно с Афарой-Солеваром. И Ахма, от радости напевая, в храм побежал, а Тарасмунд в бург поехал.
Следом за Тарасмундом отправляясь, Одвульф все кричал годье, что принесет из похода большую добычу, чтобы было, чем украсить храм Бога Единого.
Одвульф очень хочет стать святым.
Годья молчал и хмурился. Я думаю, ему тоже хотелось пойти в поход, дальнего Афару-Солевара бить.
Я когда вырасту, ни одного похода пропускать не буду.
Время пахоты близилось, а дядя Агигульф все хворал. Все надеялся, что Тарасмунд вернется, все подсчитывал, сколько воинству теодобадову до дальних гепидов идти, сколько истреблять дальних гепидов, сколько бург жечь да разорять, да сколько времени на обратную дорогу потребно — обратно ведь с добычей идти, не налегке.
Не лежала душа дяди Агигульфа к пахоте. Однако деваться некуда: пришлось ему с лавки вставать и браться за работу, воинскому сердцу ненавистную.
Дедушка Рагнарис за эту работу душой болеет. Когда идет работа, дедушка всегда на пашне. Ведь поле весь год будет кормить всю нашу семью. Так дедушка говорит.
Но сам дедушка не пашет. Он глава семьи и много знает. Дедушка Рагнарис следит за тем, чтобы все делалось по правилам. Он идет рядом с пахарем и следит, чтобы все делалось как нужно.
Когда нужно начинать пахоту, дедушка узна°т от своих богов.
Вот и в том году перед началом пахоты дедушка Рагнарис выгнал нас всех из дома и стал говорить со своими богами. Он дал богам овцу. За это боги ему все рассказали.
Потом дедушка пошел к Хродомеру. Они долго ругались с Хродомером, потому что Хродомеру боги сказали совсем другое.
Дедушка говорил, что боги нарочно сказали Хродомеру неправду, потому что Хродомер по скупости своей дал богам тощую курицу. А вот дедушке боги всегда говорят правду, потому что дедушка Рагнарис дает богам щедро.
Хродомер же пришел в ярость от слов дедушки Рагнариса и прилюдно показал шкуру овцы, которую подарил богам.
На это дедушка Рагнарис закричал, что помнит эту овцу, что это шкура от прошлогодней овцы. С тем и удалился с хродомерова подворья.
Так и вышло, что часть людей пахала по совету дедушки Рагнариса, а часть — по совету Хродомера. Рагнарис начал пахать за два дня до полнолуния; Хродомер же начал пахать в день полнолуния.
Дядя Агигульф первым вышел на поле. Наладился пахать. Рагнарис сам провел первую борозду, как велит наш обычай. А после утомился. Поставил у сохи дядю Агигульфа, а сам сбоку пошел, стал следить, чтобы по правилам все было.
И все время ругал дядю Агигульфа: то сохой зря дергает, то борозду криво ведет. Пенял дяде Агигульфа: вот вывернула соха камень, нет чтобы с пашни его отбросить. Дядя Агигульф темен лицом был, но молчал — чтил отца своего.
Тут новая напасть на дядю Агигульфа. К полю старейшина Хродомер подошел и ну издеваться, обидные слова с края поля кричать. Тут дядя Агигульф остановился, соху выпустил. Вол дальше пошел, соху за собой поволок. Вол — он как гепид: раз начав, с трудом останавливается.
Дядя Агигульф сказал, что хочет он старейшину Хродомера убить. Дедушка Рагнарис с видимой неохотой дядю Агигульфа остановил. Сказал, незачем священный праздник пахоты смертоубийством осквернять.
Тут соха перевернулась, запуталась в ременной упряжи.
Мы с братом Гизульфом бросили камни и сорняки из борозды выбирать, побежали вола останавливать, соху спасать.
Старейшина Хродомер смеялся и пальцами на нас показывал. Дядя Агигульф дал торжественную клятву у Хродомера весь урожай пожечь. Дедушка Рагнарис крикнул Хродомеру, чтобы тот не позорил бороды своей седой. Хродомер плюнул и ушел.
Дедушка Рагнарис с Хродомером друзья, только всегда ругаются. Ведь именно Хродомер призвал дедушку Рагнариса к себе, когда дедушку Рагнариса выгнал из дома его отец, тоже Рагнарис.
И вот дедушка Рагнарис увидел, как вол наискось через паханое пошел. Да как понес бранить всех подряд: дядю Агигульфа за то, что соху бросил, нас с братом Гизульфом за то, что по вспаханному бегали, вола ловили. Вола — зачем такой тупой. Теодобада — за то, что некстати поход затеял. Досталось и Алариху — за то, что умер: уж Аларих-то такой бы глупости не придумал, в поход перед посевной уходить.