Он уже занес ногу, чтобы снова забраться в кабину, когда где-то очень близко, казалось совсем над его головой, раздался оглушительный скрежет, и нечто тонкое, четырехугольное, размером с двухэтажный дом со свистом падающей бомбы промелькнуло перед его глазами и в каких-нибудь двух метрах перед машиной с сухим фанерным треском распласталось на мостовой. Теперь при свете фар Гросс увидел плотоядно улыбавшегося на фоне ядовито-зеленых пальм и неправдоподобно голубого неба гигантского мордастого ребенка с ярко-алыми щеками. В своей огромной ручонке этот юный великан держал желтовато-розовый бисквит размером с радиоприемник. Чтобы ни у кого не возникло сомнений, зачем он появился на свет, внизу было написано: «Я ем лучший в мире бисквит „Гаргантюа“».
– У меня всегда было отвращение к бисквитам, – промолвил в это время кто-то неразличимый в густом ночном мраке. – И потом – вернуться сравнительно целым из Арденнской свалки, чтобы погибнуть у себя на милой родине от какого-то паршивого рекламного щита!.. Это уже, знаете ли, даже для меня слишком!..
Невидимка ожесточенно плюнул, сделал несколько шагов, и в освещенную машину заглянул довольно высокий поджарый человек лет тридцати семи в старенькой и мокрой кепке, надетой козырьком назад, как носили их летчики на заре воздухоплавания.
– Для меня это слишком солидная порция переживаний, – доверительно продолжал человек в комбинезоне таким тоном, словно супруги Гросс были его старинными знакомыми. – С меня за глаза хватило бы этого идиотского полета… Я еще до сих пор не могу очухаться…
– Вы… вы летчик? – перебил его профессор.
– Летчик… Бывший, конечно… Вы спросили так, словно хотели предложить мне работу. На всякий случай заявляю – согласен. Могу работать летчиком, механиком, шофером, маляром, помощником горнового, буфетчиком, почтальоном, электромонтером… На худой конец, даже преподавать танцы…
– Видите ли, мне почудилось, что вы говорили о каком-то особенном, необычном полете, – снова перебил его Гросс. – Дело в том, что лично я только что совершил нечто вроде полета на своей машине…
– И вы тоже? – обрадовался незнакомец. – Значит, это мне не показалось… Когда человек месяцами мотается по стране в поисках работы, ему и не такое может почудиться…
– Ты слышишь, Полина? – возбужденно воскликнул профессор. – Его машина тоже по воздуху…
– Еще не все ясно, – перебил его незнакомец. – Еще остается гром. Как вам понравился гром?
– Какой гром?.. В феврале гром?..
– Представьте себе, самый настоящий гром… Разве вы его не слышали? Как раз тогда, когда машина оторвалась от мостовой… И после этого сразу пошел дождь.
Но за время этого короткого разговора дождь перестал. Снова падал снег.
– Все это в высшей степени удивительно, – пожал Плечами человек в комбинезоне. – Сейчас я нисколько не удивлюсь, если мне на ближайшей же заправочной станции предложат работу. – Он отдал честь по-военному и скрылся в темноте так же неожиданно, как и появился. Заурчала и умчалась невидимая машина, увозя навстречу его надеждам бывшего летчика.
– Согласись, дорогая, действительно в высшей степени удивительная история. Когда что-то неизвестное подбрасывает машины в воздух, ломает как спички столбы рекламных щитов и каждые пять минут так меняет погоду, это может подействовать на любое воображение… Опять-таки гром в конце февраля…
– Ну, насчет грома ему еще, быть может, только показалось, – неуверенно проговорила фрау Гросс, словно это ее соображение могло хоть в малейшей степени повлиять на оценку действительно непонятных событий последних пяти минут.
И все же самым удивительным было не то, что множество машин одновременно и по всей территории Атавии было подброшено на воздух, многие тысячи рекламных щитов слетели со своих стоек, и сравнительно немало домов понесли разрушения, обычно сопутствующие землетрясению силой по меньшей мере в пять-шесть баллов. Самым удивительным было то, что все ограничилось только перечисленными выше неожиданностями. Так по сей день и остается непонятным, во всяком случае для автора этих строк, почему не смело в пыль и не унесло в воздух, а вместе с самим воздухом – в космическое пространство все живое на этом материке, все строения, от нищи-х хижин до самых высоких небоскребов, почему не рассыпалась в прах вся Атавия или, в самом крайнем случае, почему не были одновременно ошпарены насмерть и задушены из-за полного исчезновения воздуха все населяющие ее живые существа, от мельчайшего микроба до Даниэля Мэйби и Мортимера Перхотта включительно.
Но, как автор уже заявил в самом начале этого повествования, он решительно и бесповоротно отказался от заманчивой перспективы видеть свое произведение в качестве пособия для внеклассного чтения по астрономии, геологии и физике и, в частности, по кинетической теории газов.
Был уже первый час ночи, но в гостинице «Розовый флаг» никто еще не ложился спать. Внизу, в столовой шло горячее обсуждение удивительных событий прошлого вечера. Оказалось, что все, прибывшие сюда на машинах позже десяти часов вечера, испытали, очевидно, в одно и то же время сомнительное удовольствие неожиданного полета, подобного тому, который выпал на долю четы Гроссов. Две машины при посадке перевернулись, и дело чуть не кончилось человеческими жертвами. Четыре машины были помяты обрушившимися столбами и рекламными щитами.
Хозяин гостиницы господин Андреас Раст был счастлив сообщить своим постояльцам, что и его тринадцатиламповый красного дерева радиоприемник также неожиданно вышел из строя. Причем случилось это в тот же самый момент, когда все в доме, и живое и неодушевленное, вдруг было какой-то неведомой силой подброшено вверх. Лично он, Андреас Раст, склонен поставить все это в непосредственную связь с землетрясением, постигшим в девять часов вечера здешние края, по крайней мере город Кремп.
Госпожа Раст не поленилась (она никогда не щадила сил, когда дело касалось наилучшего обслуживания клиентов) и собственноручно принесла из кухни обломки большой фаянсовой суповой вазы. То, что ваза разбилась, выпав из рук госпожи Раст как раз в момент и в результате таинственного подземного толчка, наполняло эти ничем на первый взгляд не примечательные осколки особенной, пленяющей воображение многозначительностью. Все присутствовавшие, в том числе и фрау Гросс, с большим, хотя и не совсем понятным интересом осмотрели осколки погибшего сосуда, многие даже потрогали их руками. После этого аттракциона, окончательно и навсегда исчерпавшего все возможности в этом предмете обеденного обихода, госпожа Раст распорядилась выбросить его бренные останки в мусорный ящик, и беседа продолжалась с возросшей силой.
Сообщение господина Раста, а также подробности бедствия, обрушившегося на город Кремп, дали пищу для самых далеко идущих обобщений, подняли беседу на большую теоретическую и принципиальную высоту и заслуженно поставили господина Андреаса Раста в центр внимания всех остальных участников беседы.
Это был коренастый, чуть ниже среднего роста шестидесятичетырехлетний человек с массивной шеей, тугими красными щеками и меланхолическими глазами человека, ни на минуту не забывающего ни о бренности всего земного, ни о суетных, но приятных выгодах гостиничного промысла.
Видный деятель местной организации Союза атавских ветеранов и старый кабатчик, он был красноречив, далеко не глуп и умел в каждой неприятности, если она непосредственно не касалась его шкуры, находить нечто, на чем можно было бы показать свой глубокий государственный ум.
И это именно Раст первым высказал твердое, высокохристианское и глубокопатриотичеокое убеждение, что нет худа без добра и что землетрясения, подобные только что случившемуся, не только напомнят многим о том, что существует на свете бог, который имеет право претендовать на большее внимание к себе, чем ему в последнее время уделяют многие и многие атавцы, погрязшие в мелких земных заботах. Подобные землетрясения не могут не послужить многообещающим источником обширных возможностей для преодоления экономической депрессии, надвинувшейся на Атавию. (Как и правители Атавии, он не любил пользоваться неприятным словом «кризис».)