Он, словно очнулся, беря в руки бумагу.
- И чего это вы расшумелись на улице? – строго спросил он. – Обидел что ли? Не заплатил?
- Просто он удерживал меня силой! – заметила я, нервно вздыхая. – Я пыталась от него убежать! Но он меня догнал!
- Ай-я-яй! Какой подлец! – покачал головой констебль, почему-то глядя на мою юбку. – Ну, это очень страшное преступление! Нужно срочно принимать меры! Пишите заявление!
Глава восьмая
Я взяла листок и стала старательно выводить заявление.
- Вот! – протянула я листок, промахнувшись пером и посадив кляксу на чью-то папку. – Я прошу вас принять меры!
- Ага! Понятно! Ну, он посидит в камере до утра! – кивнул констебль, читая мои каракули.
- Спасибо! – обрадовалась я, выдыхая и вставая со стула. – Я могу идти? Вы не подумайте плохо! Я – действительно швея! Швея!
- Куда? Опять? Нет! Будем тебя перевоспитывать! – кивнул констебль. Мне показалось, что я ослышалась. – Посидишь в камере, подумаешь над своим поведением! Отведи ее в свободную камеру! А я смену закончил! Все!
Констебль снял фуражу и вытер со лба пот.
- Нет, нет! – сопротивлялась я, когда меня вели мимо закрытых камер, в которых спали алкоголики, тунеядцы и мелкие воришки, пойманные на срезанных кошельках.
- Прошу! – заметил молоденький лейтенант, открыв дверь ключом и скрипнув решеткой. – Вот такой суровый у нас констебль. Ничего! Здесь ты будешь надежно спрятана до утра. Утром тебя отпустят! А я может, даже загляну к тебе на огонек? А? Сделаешь скидочку?
- Ну, сильно скинуть цену я не могу, - прикинула я, зная, сколько труда и усилий стоит пошить мундир! Особенно парадный! – Но маленькую сделаю!
- Ай да молодец! – обрадовался лейтенант, прощаясь с констеблем, который уже вышел за дверь. Не прошло и десяти минут, как в участок ввалились жандармы, ведя согнутого в дугу полуголого мужика.
- Эй! Посторонись! Поймали! Показывал женщинам фокусы в темном переулке! – усмехнулись ребята, таща раздетого мужика. – Дамы жаловались! Прибежали и сказали, что там мужик совсем замерз, раз такой маленький! Просили срочно его обогреть!
- В камеру его! – бросил лейтенант, оставшись за главного. Видимо, он ужасно этим гордился.
- Так свободных нет! – послышались голоса. – И выпустить некого!
И тут я поняла! Это – мой шанс! Главное – напомнить о себе!
- А как же я? – спросила я, мило улыбаясь и всем видом показывая, что я – сама безобидная во всей тюрьме. – Может, я?
- Ну… - заметил лейтенант, задумчиво глядя то на мужика, то на меня. – А, ладно! Выпускайте ее!
Я несказанно обрадовалась, когда ключ повернулся в решетчатых дверях, а меня извлекли в коридор.
- Спасибо! Благодарю! – выдохнула я, видя, как мужика заталкивают в мою камеру. – Я вам очень признательна! Обещаю, что больше не буду кричать не улицах!
И тут я почувствовала, как на плечо легла рука!
- Куда пошла!
8.1
-А тебя сюда! – усмехнулся молодой лейтенант, хватая меня за плечо и вталкивая меня в соседнюю камеру. – Сказали до утра, значит, до утра!
Двери за мной закрылись, а я замерла, очутившись в темноте. Ладно, пусть так! Главное, чтобы подальше от этого маньяка!
Только-только я сделала шаг, пытаясь привыкнуть к темноте, как вдруг до меня донесся шум. В камере кто-то был. И мысль об этом заставила меня вздрогнуть! А вдруг меня посадили к какому-нибудь пьянчужке или воришке?
Но на самом все было куда страшнее!
- Драсте, - послышалось сладострастное и тихий смех. Я всем телом бросилась на решетку, но потом поняла, что жандармы уже ушли, и мрачный коридор опустел.
- Выпустите меня отсюда! - крикнула я в отчаянии, пытаясь высмотреть хоть кого-нибудь в конце коридора.
- Как там было? И в горе, и в радости, и в тюрьме, - заметил насмешливый голос из темноты. - Иди сюда! Садись!
- Нет, я постою! – гордо заметила я, берясь за ржавые прутья. – Эй! Это какая-то ошибка!
- Ты собираешься стоять всю ночь? – послышался зевок из темноты. – Дружочек, смотри и учись, как надо! Девушка стоит всю ночь! А ты после пятой требуешь перерыв!
- Да! Я собираюсь стоять всю ночь! – ответила я, ужасаясь тому, что меня посадили с ним в одну камеру.
- Знаешь, есть у меня один орган, который начинает завидовать твоей стойкости, - послышался голос, а я вспыхнула румянцем. – Его называют честь.
8.2
Я мужественно стояла, облокотившись на толстые прутья решеки. Глаза привыкли к темноте. И в этой темноте я видела вальяжно развалившийся на скамейке силуэт. Дитрих и здесь умудрялся сидеть так, словно король на троне.