Пока Савн шел домой - а ему оставалось пройти целую лигу, - он размышлял о человеке с Востока. Что Влад здесь делает, зачем пришел, куда уйдет и говорит ли он правду относительно своего образа жизни? Савн сразу же поверил, что Влад охотник. Хотя как он находит дичь? Ведь люди с Востока не могут быть Волшебниками, разве не так? Встреча с ним показалась юноше необычной и волнующей. Постепенно Савн начал сомневаться во всем, а к тому моменту, когда увидел мигающий свет в окошке собственного дома, сумел убедить себя, что человек с Востока все выдумал.
За обедом в тот вечер Савн был молчаливым и рассеянным, хотя ни Панер, ни Манер не обратили на это внимания - они слишком устали, чтобы поддерживать беседу. Сестра не закрывала рта, словно понимала, что от Савна толку не будет, но его поведение не комментировала. Ма лишь один раз обратилась к нему с вопросом - ей хотелось узнать, что нового рассказал ему мастер Ваг, но Савн пожал плечами и пробормотал, что занимался наложением лубка, после чего сестра сообщила, что все ее знакомые девчонки страшные дурочки и ей надоело с ними разговаривать.
После обеда Савн немного помог с домашней работой - впрочем, заклинание, сотворенное Панером, давало совсем мало света. Он наломал щепок на растопку; Панер и Манер кололи крупные поленья - они сказали, что Савн еще мал для такого серьезного дела. Кроме того, в его обязанности входило убрать остатки пищи из запруды с кетной, чтобы не привлекать внимание стервятников, а также почистить инструменты для завтрашней работы в поле.
Закончив, Савн обошел маленький амбар и присел на пень, чтобы послушать воркование голубей. Скоро они улетят и вернутся только весной, вместе с ласточками, белоспинками и иволгами. Пожалуй, впервые Савн задумался о том, куда они улетают и что представляют собой далекие страны. Живут ли там люди? Если да, то какие они? И есть ли там Савн, который наблюдает за птицами и размышляет о том, что с ними происходит, когда они возвращаются на север?
Он вдруг представил себе другого Савна, обнаженного по пояс и влажного от пота, который смотрит на него.
Я могу просто уйти, подумал он. Даже не буду возвращаться в дом, чтобы взять что-нибудь с собой, а просто возьму и уйду. И тогда я узнаю, куда улетают голуби, и кто там живет, и на кого они похожи. Я могу.
Но он знал, что не сделает ничего подобного. Он останется здесь и...
И что?
Савн вдруг вспомнил о джарегах, которых видел на крыше дома Тэма. Летающие рептилии выполняют работу мусорщиков, точно так же, как, в некотором смысле, представители Дома Джарега. Савн множество раз видел ядовитых животных, но представителей Дома Джарега ему встречать не приходилось. Интересно, как они выглядят?
Почему я вдруг начал думать о подобных вещах? Что со мной происходит?
Голова у Савна вдруг закружилась, и ему захотелось прилечь, но он боялся пошевелиться - испытанное ощущение оказалось таким чудесным и одновременно пугающим. Он даже старался не дышать, но отчетливо ощущал, что дышит, легкие работают изо всех сил, наполняя все тело воздухом. Невозможно! Перед ним лежала великолепная дорога - по бокам кирпичные стены, а наверху жуткое черное небо. Дорога не имела конца, и он знал, что где-то впереди она разветвляется и среди ответвлений найдется путь куда угодно. И над всей этой картиной парило лицо человека с Востока, которого он только что встретил, - тот каким-то непостижимым образом одни пути открывал, а другие закрывал. Сердце Савна наполнилось радостью потери и болью возможностей.
Какая-то часть его разума осознавала, что с ним происходит. Кое-кто называет это прикосновением богов. Считается, что некоторые мистики атира всю жизнь проводят в таком состоянии. Савн слышал о таких переживаниях от своих друзей, но никогда особенно им не верил.
"Кажется, будто ты одновременно касаешься всего мира", - говорил Корал.
"Вроде как видишь все, что происходит вокруг, а сам находишься внутри каждого события", - сказал кто-то. Его имя Савн забыл.
И все это - лишь малая часть того, что происходило с ним. Что это значит? Останется ли он прежним? Кем станет? Когда закончится чудесное видение?
А потом все исчезло - так же быстро, как и возникло. Вокруг продолжали ворковать голуби, стрекотали сверчки. Савн сделал несколько глубоких вдохов и закрыл глаза, стараясь навеки запечатлеть диковинные образы в памяти, чтобы когда-нибудь их воскресить. Что скажут Ма и Па? И Корал? Поли не поверит, ну и пусть! Да и вообще, ему все равно, поверит ли ему кто-нибудь. Более того, он не станет никому рассказывать, даже мастеру Вагу. Это его собственные переживания, и таковыми они останутся, потому что Савн понял одну вещь - он может уйти, если только захочет.
Хотя он никогда не думал об этом раньше, сейчас Савн понимал каждой частичкой своего тела - у него появился выбор между жизнью лекаря в Смолклифе и неизведанными странствиями в чужом мире. Что он выберет? И когда?
Он сидел и размышлял, пока прохлада поздней осени не прогнала его в дом.
Ее звали Ротса, и иногда она даже отзывалась на свое имя.
Она летела вверх, пробилась сквозь облака и снова начала дышать, небо стало голубым - ярким, живым, с белыми и серыми пятнами, а на земле внизу мелькали пятна других цветов, но там не было ничего интересного. Пятна над ней разбрасывал ветер; те, что оставались внизу, подчинялись воле того, кто походил на ветер, она не знала ему названия.
Ветер не толкал Ротсу и не нес; скорее она скользила вокруг него и сквозь него. Говорят, моряки никогда не дразнят море. Она дразнила ветер.
Друг звал Ротсу снизу, какой необычный зов - за долгие годы она так к нему и не привыкла. Речь шла не о пище, опасности или спаривании, хотя звучало похоже. Нет, призыв означал, что ее друг хочет, чтобы они помогли Кормильцу. Она не знала, что связывает ее друга с Кормильцем, но они связаны, и ее друга это вполне устраивает. Она не понимала, как такое может быть.
Однако Ротса ответила, потому что он позвал ее и потому что она всегда отвечала, когда он ее звал. У нее не было представлений о честной игре, однако нечто очень похожее промелькнуло в ее сознании, когда она перешла в штопор, задержала дыхание и помчалась вниз сквозь тучи, легко уходя от встречных восходящих потоков. Ее друг ждал, и его глаза горели знакомым огнем.