— У тебя нет хорошей рекламы, Хэнк, — сказал он. — Пресса всегда не жаловала тебя.
— Ну и что?
— Ты не популярен, Хэнк.
— Ни разу не слышал, чтобы мои заказчики были чем-то недовольны.
— Я не о том. Тебе нужно нанять хорошего журналиста, чтобы он продавал тебя публике.
— Зачем? Я торгую сталью.
— Но ты же не хочешь, чтобы публика была настроена против тебя. Общественное мнение, знаешь ли, вещь ценная.
— Не думаю, чтобы общество было настроено против меня. И еще я считаю, что любят меня или нет, не имеет никакого значения.
— Газеты настроены против тебя.
— У них есть свободное время. У меня — его нет.
— Мне это не нравится, Хэнк. Это нехорошо.
— Что?
— То, что они пишут о тебе.
— И что же они пишут обо мне?
— Ну, ты сам это знаешь. Что ты упрям. Что ты безжалостен. Что ты никому не позволяешь разделить с тобой участие в управлении своими заводами. Что единственная твоя цель — делать сталь и вместе с ней деньги.
— Но это и есть моя единственная цель.
— Ты не должен этого говорить.
— Почему же? И что должен я говорить?
— Ну, не знаю… но твои заводы.
— Они ведь мои, не правда ли?
— Да, но… но ты не должен слишком громко напоминать об этом людям. Ты знаешь, как сейчас с этим. Они считают твою позицию антиобщественной.
— Их мнение мне абсолютно безразлично.
Пол Ларкин вздохнул.
— В чем дело, Пол? На что ты намекаешь?
— Ни на что… ни на что, в частности. Только в наше время никто не может сказать заранее, что может случится. Приходится быть осторожным…
Риарден усмехнулся:
— Не пытаешься ли ты позаботиться обо мне, а?
— Просто я — твой друг, Хэнк. Я тебе друг. И ты знаешь, как я восхищаюсь тобой.
Пол Ларкин всегда был неудачником. Все, что он начинал, складывалось посредственным образом, не приводя к полному провалу и не заканчиваясь успехом. Он был бизнесменом, однако никак не мог надолго закрепиться в какой-нибудь отрасли. В настоящее время он пытался удержаться на плаву вместе со скромным заводом, производившим оборудование для рудников.
Пребывая в трепетном восхищении пред Риарденом, человек этот лип к нему многие годы. Он приходил за советом, иногда — не часто — просил взаймы; суммы были умеренными, и он всегда возвращал их, хотя и не всегда в срок. Похоже, что на подобную дружбу его подвигала присущая анемичной персоне потребность впитывать жизненные силы прямо из внешности переполненного ими человека.
Наблюдая за деятельностью Ларкина, Риарден невольно вспоминал муравья, изнемогающего под тяжестью хвоинки. То, что трудно ему, не требует от меня никакого усилия, думал Риарден, наделяя друга советом, а также — при возможности — тактичным и терпеливым вниманием.
— Я — твой друг, Хэнк.
Риарден вопросительно посмотрел на гостя.
Ларкин отвернулся, как бы что-то обдумывая, и после некоторой паузы осторожно спросил:
— А как дела у твоего человека в Вашингтоне?
— Нормально, надеюсь.
— В этом следует быть уверенным. Это важно. — Он посмотрел на Риардена, и повторил с подчеркнутой настойчивостью, как бы исполняя трудный моральный долг: — Хэнк, это очень важно.
— Полагаю, что так.
— На самом деле, я приехал сюда, чтобы сказать тебе именно это.
— По какой-то конкретной причине?
Подумав, Ларкин решил, что выполнил свой долг:
— Нет.
Тема эта была не по вкусу Риардену. Он понимал, что следует иметь человека, который будет защищать его интересы в законодательных органах; все предприниматели располагали подобными людьми. Однако сам он никогда не уделял особого внимания этой стороне своего дела и никогда не мог убедить себя в том, что она действительно необходима.
Всякий раз, когда он пытался задуматься над тем, что некто за деньги должен лоббировать интересы компании в верхах, его останавливало некое отвращение, состоявшее из смеси скуки и брезгливости.
— К сожалению, Пол, — принялся он рассуждать вслух — к этому делу приходится привлекать совершенно никчемных людей.
Отвернувшись в сторону, Ларкин произнес:
— Такова жизнь.
— И черт меня побери, если я понимаю причину. Ты способен назвать ее мне? Что в мире идет не так?
Ларкин скорбно пожал плечами:
— Зачем задавать бесполезные вопросы? Насколько глубок океан? Как высоко небо? И кто такой Джон Голт?