— Просто отвратительно, — сказал он. — Подумать только, какая низость, но что поделать, когда имеешь дело с людьми.
— Стало быть, вы не одобряете этого заявления? — спросила Дэгни, не поняв смысла его высказывания.
Стадлер пожал плечами:
— Мое одобрение или неодобрение не имеет никакого значения.
— У вас есть собственное суждение о металле Реардэна?
— Сопромат не совсем моя специальность.
— Вы просмотрели какие-нибудь данные о металле Реардэна?
— Мисс Таггарт, я не понимаю, в чем смысл ваших вопросов. — В его голосе прозвучало легкое раздражение.
— Мне бы хотелось знать ваше личное мнение о металле Реардэна.
— Для чего?
— Чтобы я могла передать его прессе.
Стадлер встал:
— Это невозможно.
— Я предоставлю вам всю необходимую информацию, — сказала она напряженным голосом, изо всех сил стараясь добиться понимания.
— Я не могу делать никаких официальных заявлений на эту тему.
— Почему?
— Я не могу объяснить вам в обычном разговоре всю сложность сложившейся ситуации.
— Но если вы поймете, что металл Реардэна действительно очень ценен, что…
— Это не имеет никакого значения.
— Металл Реардэна не имеет никакого значения?
— Мисс Таггарт, это очень сложный вопрос, где играют важную роль не только факты.
— Что же, если не факты, представляет важность для науки? — сказала Дэгни, не веря собственным ушам.
Горькие морщинки в уголках его губ сложились в подобие улыбки.
— Мисс Таггарт, вы не понимаете научных проблем.
— Мне кажется, вы знаете, что на самом деле представляет собой металл Реардэна, — медленно произнесла Дэгни, словно сама поняла это в тот момент, когда выговаривала эти слова.
Стадлер пожал плечами:
— Да, я знаю. Судя по тому, что мне известно, — это необыкновенная вещь, блестящее достижение — с технической точки зрения. — Он раздраженно ходил взад-вперед по кабинету. — Честно говоря, я и сам был бы не прочь заказать специальную лабораторную установку из металла Реардэна, которая выдерживала бы сверхвысокие температуры. Эта установка представляла бы огромную ценность в связи с рядом явлений, за которыми мне хотелось бы понаблюдать. Я обнаружил, что, если разогнать элементарные частицы до скорости, близкой к скорости света, они…
— Доктор Стадлер, — медленно проговорила Дэгни, — вы знаете правду и, тем не менее, не хотите заявить об этом публично.
— Мисс Таггарт, вы оперируете отвлеченными понятиями, в то время как речь идет о вопросах практических.
— Речь идет о вопросах науки.
— Науки… А вы не путаетесь в терминологии? Лишь в области чистой, фундаментальной науки истина — абсолютный критерий. Сталкиваясь с прикладной наукой, мы имеем дело с людьми. А имея дело с людьми, нужно принимать во внимание еще ряд соображений помимо истины.
— Каких соображений?
— Я не технолог, мисс Таггарт. И у меня нет ни способностей, ни желания иметь дело с людьми. Я не могу заниматься так называемыми практическими вопросами.
— Это заявление было сделано от вашего имени.
— Я не имею к нему никакого отношения.
— Но репутация института, его имя — ответственность за это несете вы.
— Это абсолютно необоснованное предположение.
— Люди думают, что честь вашего имени — своего рода гарант действий института.
— Я ничего не могу поделать с тем, что люди так думают, если они вообще думают.
— Они поверили вашему заявлению. А это была ложь.
— А о какой истине можно говорить, имея дело с людьми?
— Я не понимаю вас.
— Вопросы истины не входят в круг общественных проблем. Принципы никогда не оказывали никакого влияния на общество.
— Чем же тогда человек руководствуется в своих поступках?
Стадлер пожал плечами:
— Практической целесообразностью данного момента.
— Доктор Стадлер, — сказала Дэгни, — мне кажется, я должна объяснить вам, что означает приостановка строительства моей новой линии и к каким последствиям это может привести. Мне не дают работать во имя общественной безопасности, потому что я использую при строительстве самые лучшие рельсы из всех, которые когда-либо производились. Через шесть месяцев, если я не закончу строительство, самый развитый промышленный район страны останется без транспортного сообщения. Он будет уничтожен потому, что это самый богатый район и кое-кто счел целесообразным прибрать к рукам часть его богатств.
— Что ж, может быть, это несправедливо, бесстыдно, но такова уж жизнь в обществе. Кого-то всегда приносят в жертву — и, как правило, несправедливо. Другого способа жить среди людей просто не существует. Что может сделать один человек?