Днём он лечился кефиром, чаем и борщом, и почему-то боялся включить телевизор. А всё-таки включив, убедился, что пронесло. Там были самые обычные программы, никаких внеплановых симфоний. Слава Богу, Черненко жив!
На следующий день, 10 марта в воскресенье класс должен был идти в краеведческий музей на встречу с ветеранами. Явка, как и всё остальное в те времена, была добровольно-обязательная. Идти естественно совсем не хотелось, сколько можно? Хотелось посмотреть «Утреннюю почту». Что же он школу прогулял, а на какую-то экскурсию пойдёт? Он и так самый правильный в классе! Слишком правильный. Надоело! Генсеки от его прогулов вроде перестали помирать, а медаль ему всё равно не светит. Он твёрдо решил не ходить. И не пошёл.
Утренней почты в этот день не было. Да, да! Помните? В эфире вновь звучала классика. По всем программам. Страна прощалась ещё с одним руководителем...
А наш герой? Он опять был лёгкий и пустой. Он опять прогонял от себя бессмысленное, иррациональное чувство вины. Какая вина?! Ну при чем здесь он?! Хотя... он уже не просто о чем-то смутно догадывался, он уже почти точно знал, что является причиной и этой смерти, и предыдущих. Ему казалось, что своими отступлениями от принятых правил и норм, пренебрежением к своим обязанностям именно он сдвинул что-то во вселенной, именно он спровоцировал трагические изменения, хотя мог бы легко их сдержать, он мог бы поддержать существовавшее положение вещей. Но почему он? Почему?
На каком-то глубинном уровне его так потрясло случившееся и его острое осознание своей причастности к далёким глобальным событиям, что он загнал это тревожное открытие глубоко в подсознание. Он так не хотел верить в свою роль, своё значение, своё предназначение, что кажется, действительно полностью забыл об этом. На время.
Школа закончилась, летом он не сумел поступить в институт и загремел с осенним призывом в армию. Он оказался в учебке под Москвой, слава Богу, в Афган отсюда не отправляли. Неуставных отношений тоже практически не было, учебка - это ведь ещё не действующие войска, это не настоящая армия, это полгода «правильной» армии.
Жизнь была нормальной, здоровой, размеренной, даже вполне сытой. Отступить от норм, правил, совершить что-нибудь плохое, да ещё на фоне развёрнувшейся в стране антиалкогольной кампании здесь было просто невозможно. Впрочем, у некоторых получалось, но только не у него. Пара сослуживцев сменила место пребывания из-за коробка анаши, ещё пара-тройка за драки, а один повесился по поводу прощального письма бросившей его девушки.
Но всё хорошее однажды заканчивается, особенно в армии. Весной 1986 года его перевели на точку. Здесь уже была настоящая армия. У молодых здесь отбирали еду и вещи, могли жестоко избить, а уж работать вместо уставших от службы «дедушек» и «черпаков» было в порядке вещей. Офицеров это не то чтобы устраивало, скорее им было не до того. Они ведь тоже тащили свою собственную нелёгкую службу по защите рубежей нашей великой страны. Они точно так же, как обычные солдаты считали дни до выхода в отставку, строили планы на гражданку (пенсию). Ещё они должны были конспектировать и доносить до подчинённых материалы съездов и пленумов, составлять многочисленные отчёты, списки и инвентаризации. А солдаты как-нибудь сами между собой разберутся, главное, чтобы боеготовность от этого не пострадала, и не было совсем уж крупных «залётов». Везде вокруг такие залёты (по-простому говоря - чрезвычайные происшествия) постоянно случались. Из соседнего полка совершили массовый побег таджики, в другом сгорело боевое красное знамя вместе с упившимся дежурным по штабу и самим штабом, в третьем молодой боец расстрелял семерых старых из автомата...
А нашему герою опять везло. Ему было легче, чем остальным одногодкам, совершенно бесправным в новой части. Проявив свои художественные способности, он здесь не только оформлял бесконечную наглядную агитацию, в то время как остальные маршировали на продуваемом всеми ветрами плацу или драили казарму, он здесь разрисовывал и разукрашивал дембельские альбомы старикам, превращая личные коллекции памятных фотографий в настоящие произведения армейского искусства. Он, целыми днями пачкаясь тушью и гуашью, корпел над картоном и шуршащими кальками, за что старослужащие его уважали, не трогали, наоборот, всячески оберегали.
26 апреля 1986 года... Помните такую дату? Сейчас вспомните. Итак, 26 апреля 1986 года самый суровый и страшный из дембелей - старший сержант Вася оказался так доволен своим альбомом, обшитым шинелью, украшенным аксельбантами с отполированными автоматными гильзами на концах, что решил взять нашего героя с собой в самоволку. Это была честь, абсолютно недоступная простым смертным, прослужившим меньше полутора лет. Довольно спорная и опасная честь - вполне могли и поймать, отправить на гауптвахту, а потом и вообще в такую дыру, что даже гарнизонная губа казалась бы там раем. Но отказываться было не менее опасно, чем идти. Вася был самодуром, ни с кем никогда не спорил, сразу бил, забывая про любые прошлые заслуги.