- Похоже, Кирт твоя прыть поубавилась. - С издевкой прорычал не спешивший атаковать Зур
- А ты подойди поближе и убедись в этом на собственной шкуре. - С вызовом предложил Кирт, вложив в свои слова как можно больше уверенности, чтобы его противник поверил в сказанное им. На самом же деле, он и в самом деле из-за ранения груди чувствовал себя теперь не так как раньше. С обильно вытекающей из раны кровью, он чувствовал, как его покидает сила и он слабеет. Поэтому Кирт и хотел завершить всё, пока имел на это силы, а из не спешки Зура, он видел, что тот не горит желание атаковать, поэтому нужно было его к этому спровоцировать. - Да, ты на самом деле не король-оборотень, а трусливый шакал, которого давно следовало освежевать.
Такого оскорбления король-оборотень уже не смог вытерпеть, и словно впавший в безумие зверь, который убивает всех на своём пути, он бросился на только и ждущего этого атланта.
Кирт даже не стал, как и обычно отпрыгивать в сторону или уклоняться от ударов, а принял их прямо на себя, оставаясь на месте и всаживая при этом меч прямо в сердце заваливающего его назад Зура, чья разинутая пасть уже была возле его шеи, а обхватившие за плечи передние лапы глубоко впились своими острыми длинными когтями в мышцы пойманной жертвы. Кирт ни на что не обращал внимание, а только всё глубже и глубже всаживал меч в сердце сплетённого с ним в смертельных объятиях короля-оборотня.
Когда Кирт упал спиной на пол, его меч полностью вошёл в тело Зура и остриё вылезло у того из спины. Из всех оставшихся сил, напрягая мышцы рук, Кирт при помощи эфеса на рукоятке меча, застопорившего продвижение к нему короля-оборотня, удерживал того на расстоянии, не позволяющем клыкастой пасти дотянуться до его шеи и сомкнуться на ней. Как Зур не пытался приблизиться к своему противнику, несмотря даже на пронзивший его меч, дёргаясь вперёд, ему это никак не удавалось. Но силы Кирта были уже на исходе, и он еле сдерживал порывы не хотевшего никак умирать короля-оборотня, сердце которого, как предполагал атлант, было пробито лезвием меча.
Чувствуя, что пронзившие его плечи когти достали до костей, Кирт из-за стиснутых от напряжения зубов, не мог даже кричать от охватившей его боли. Но вот неожиданно Зур сделал из своей открытой пасти прямо ему в лицо последний выдох и обмяк. Одновременно с этим, силы покинули Кирта, и мёртвое тело короля-оборотня упало на него, лишив полностью обессиленного победителя, возможности выбраться из-под него.
То, что закончилось сражение между королём-оборотнем и Киртом, не означало, что закончились и остальные происходящие в оружейном зале сражения. Слабые, израненные и избитые, Юцат, Глория и даже Ватизар, сражались с вновь и вновь заполнявшими зал монстрами. Сражался верней в основном Юцат, а Ватизар как мог, помогал ему, добивая то одного, то другого монстра, попадавшего под сокрушительные удары вооружённого теперь большим двух лезвенным топором Юцата, на теле которого казалось не осталось ни одного живого места. Но, не смотря на то, что этот могучий телохранитель королей-оборотней был весь изранен, причём раны его были различного вида, как рваные, кусаные, так и оставленные оружием, некоторое из которого так и продолжало торчать из его тела, он всё ещё продолжал сокрушать своих врагов, словно беспощадная машина для уничтожения всего, что попадалось ему под руку.
Не смотря на то, что Ватизар в основном занимался добиванием, ему самому тоже уже изрядно досталось, но не так сильно как его друзьям. Полностью отдавшись сражению, трусливый брак, позабыв про свои страхи и боязни, проявлял временами поистине не свойственные ему черты характера, проявлявшиеся чуть ли не в самопожертвовании при помощи Юцату. Несколько раз он спасал тому жизнь, отбивая направленные в спину удары, рискуя при этом быть самому поверженным атакующим противником. Конечно, Ватизар лучше бы предпочёл спокойно продолжать наблюдать за поединком Глории и Стелии, но обстоятельства вынудили его принять непосредственное участие в происходящем сражении. И этими обстоятельствами, как ему было не ужасно это признать, были вдруг проснувшаяся в нём совесть и чувство долга перед новыми друзьями, которым нужна была его помощь.