С минуту я, уже поняв, что влип, все еще мучил штурвальчик, а затем присел на край стеллажа рядом с каким-то полутонным индейским богом, нашел в герметически изолированном кармашке комбинезона пачку сигарет и чиркнул зажигалкой. Хотелось выть, но с другой стороны, не верилось, совершенно не верилось в свою обреченность. Меня вдруг посетила мысль о том, что попасть в руки Хорсфилда и Хорхе дель Браво - это не самая плохая доля.
Я даже думал, что моя противоминная война со взрывами в туннеле наверняка не прошла незамеченной, и Лопес отрядил команду с миноискателями, которая рано или поздно меня найдет, спасет из этого заточения, а затем как-нибудь гуманно и тихо пристрелит.
Впрочем, эта мысль показалась мне приятной лишь на несколько секунд. Сидеть и ждать - самое бессмысленное занятие. Алоиз Эрлих нашел в себе силы прорубить в гранитной скале аж 30 ярдов! Почему бы и мне не попробовать убить время таким способом?
Конечно, кирка на старой сгнившей ручке мне помогла бы мало. Оторвав от одного из ящиков с золотыми слитками несколько досок, которые были пропитаны каким-то консервантом и от того не превратились в труху, я вытесал ножом грубое подобие ручки и насадил на нее кирку.
Гранит - порода весьма и весьма твердая. Когда я, сняв с себя все оружие и снаряжение, начал долбить острием камень, то понял, сколько трудов стоило Эрлиху пробить 30 ярдов за семь с половиной лет. Топча его кости, рассыпавшиеся в желтоватую труху, я представлял себе, как он с раннего утра до позднего вечера по кусочкам откалывает гранит и, отмерив пройденный за день участок, возвращается к своим сокровищам. Надо же! Семь с половиной лет этот несчастный наци был обладателем состояния большего, чем весь бюджет гитлеровской Германии! Он мог мочиться в золотые горшки, расшить свой эсэсовский мундир изумрудами и жемчугом, сделать себе панцирь из серебра или золота... Никто ему бы в этом не помешал. Он был безраздельным владыкой этих сокровищ, но увы - ни одно из них он не мог съесть или продать, чтобы купить лишнюю банку мясных консервов. Если бы кто-то явился и предложил ему ящик с сухарями - он обменял бы его на бочку с изумрудами, а бочку соленой сельди на бочку с золотым песком. Вот такова цена вещей!
То, что моя работа бессмысленна, я понял с первого удара, когда острие кирки выбило из гранита кусочек весом в две унции - не более. Тем не менее я бил, бил, бил, бил, отводя душу, пытаясь усталостью заглушить страх. Взмокнув, как мышь, я прикинул: мне удалось за полчаса углубиться не более чем на пять-десять дюймов. Передохнув, стал бить снова, откалывая все такие же маленькие кусочки. Еще перерыв, еще серия ударов. Бренные останки Эрлиха скрылись под кучкой щебня, который я отколол от стены. Все сильнее и сильнее меня охватывало чувство безнадежности.
Застрелиться я бы мог неоднократно. Во-первых, было много патронов, во-вторых, три ствола, а в-третьих, желания продолжать жизнь до упора не было совсем. Я уже поглядывал на "парабеллумы", и если что меня по-настоящему останавливало, то не мысль о Божьей каре за самоубийство, а вид черепа Эрлиха с большим проломом на месте выходного отверстия. Мне очень не хотелось, чтобы мой труп выглядел также.
Я долбил уже третий час, а может быть, чуть меньше. Что меня заставляло продолжать это бессмысленное занятие - неизвестно. Наверно, Господь Бог. Только Божьим промыслом я смог бы объяснить то, что затем произошло. После очередного удара тяжкий треск вдруг раскатился по нашему с Эрлихом туннелю. Глубокая трещина вдруг пробороздила каменную стену, но и это было не главное. Сквозь щель забрезжил неяркий свет.
Я немного не поверил, но сил у меня от этого прибыло. Удары мои стали настойчивее и сильнее. Вскоре от одного из них гранитный кусок весом в добрых десять фунтов упал не к моим ногам, а куда-то наружу. Еще тремя ударами, нанесенными с такой яростью, будто я был рыцарем, убивающим дракона, в перемычке появилась дыра, в какую я мог просунуть голову.
Свет шел из отдушин какого-то мирного подвала, где стояли ведра, щетки, ящики с гвоздями и пластиковые бочки с цементом и краской. Прямо перед моими глазами была лестница и небольшая дверь. Не думаю, что воздух в этом подвале был свежим, но лично мне он показался пьянящим и насыщенным кислородом.
С удвоенной силой я принялся крушить гранит, расширяя пролом, и через какие-нибудь двадцать минут смог протиснуться в подвал, взбежать по лестнице и одним ударом плеча высадить хлипкую деревянную дверь вместе с петлями, замком и частью филенки.
Яркий дневной свет меня чуть не ослепил, а свежий, пахнущий морем и джунглями воздух замутил сознание. Я даже вынужден был сесть, до того кружилась голова. Когда свет перестал резать мне глаза, я огляделся и обнаружил, что нахожусь в лагере ооновских бразильцев. Подвал, в который я прорубился, находился под приземистой постройкой, ярдах в пятидесяти от флагштока, где реял голубой флаг Мирового Сообщества. Чуть дальше был вертолетный круг, где маячил вертолет с буквами "Ю Эн", а еще дальше - ангар, в котором, как я помнил, ребята Соледад заперли бразильцев и индийца-инспектора.
Направляясь к ангару, я вдруг еще раз вспомнил гауптштурмфюрера Эрлиха. Бедный немец! Он даже не знал, что застрелился, всего на десять дюймов не дорубившись до спасения. Впрочем, скорее всего это было не так. Вероятно, это ооновцы, сооружая свой лагерь, лишь чудом не докопались до входа в пещеру, а это могло быть уже много лет спустя после того, как Эрлих застрелился.
На двери ангара висел замок с всунутым в него ключом, эту услугу пираты, уходя по моему приказу, переданному Соледад, оказали тем, кто захочет спасти бразильцев.
Я отпер дверь ангара и крикнул по-английски:
- Выходите, вы свободны!
Первым, щурясь, вышел индиец-инспектор, следом шестеро небритых и помятых солдат с нашивками "Бразил".
- Это вы, сэр? - спросил индиец, озабоченно поглаживая курчавую щетину на лице. - Где эти, в черном?
- Они уплыли на Хайди, - сказал я, - но сейчас дело намного сложнее. Здесь, на острове, высадился диктатор Лопес с Хайди...
- Это нарушение международных соглашений, - очень строго сказал индус, согласно конвенции 1967 года президенты Хайди и Гран-Кальмаро не имеют права прибывать на остров в качестве официальных лиц. Я обязан его выдворить от имени Мирового Сообщества.