— Что ты сказал, подонок?! — завизжала Эльза. — Да я тебе сейчас язык твой поганый вырву!
— Не волнуйся, сестра, этот человек лжет, — ободряюще похлопал ее по плечу Карл, но в его голосе уже не ощущалось прежней уверенности.
Питт устало покачал головой:
— Для семьи Вольф все кончено. Если есть на свете кто-нибудь, кто должен предстать перед международным трибуналом за преступления против человечества, то это вы. Когда шесть миллиардов человек узнают, что ваша людоедская семья собиралась истребить всех людей на земле — мужчин, женщин, стариков и даже детей, — вряд ли это обстоятельство завоюет вам всеобщие симпатии. Ваши суперлайнеры, богатства и сокровища будут изъяты. И если кто-нибудь из вашей семьи ускользнет от пожизненного заключения, то каждый его шаг будет тщательно отслеживаться всеми разведками и полициями мира — на всякий случай, чтобы удостовериться, что он не затевает строительства какой-нибудь Пятой или Шестой империи.
— Если то, о чем вы говорите, правда, что вы собираетесь сделать с моими сестрами и со мной? — язвительным тоном поинтересовался Карл.
— Увы, не мне решать, — вздохнул Питт. — Где-нибудь и когда-нибудь вас, вероятно, повесят за ваши преступления, за хладнокровные приказы убивать людей, стоящих у вас на дороге. А мне достаточно скромного местечка в переднем ряду, чтобы полюбоваться, как вы болтаетесь на перекладине.
— Весьма вдохновляющая иллюзия, мистер Питт, и весьма заманчивая. Жаль только, что это чистой воды фантазия.
— Вы очень трудно поддаетесь убеждению.
— Брат, прикажи открыть огонь! — потребовала Эльза. — Пусть застрелят гадов! Или я сама прикажу.
Карл поглядел в усталые лица бойцов Клири:
— Моя сестра права. Если вы не сложите оружие в ближайшие десять секунд, мои люди вас перебьют.
— Этого не будет, — парировал Питт коротко и резко.
— Сто стволов против двадцати? Бой продлится недолго, мистер Питт, и исход у него может быть только один. Понимаете ли, слишком многое поставлено на карту. И я, и мои сестры с радостью пожертвуем жизнью ради Четвертой империи.
— Глупо жертвовать жизнями ради уже погибшей и похороненной мечты, — заметил Питт как бы между прочим.
— Все это не более чем пустые слова. Но, как бы там ни было, мне будет приятно сознавать, что вы погибнете первым.
Питт посмотрел на Вольфа долгим взглядом, опустил глаза на автомат в руках этого безумца. И пожал плечами.
— Будь по-вашему. Но, пока ваша кровожадная натура еще не завела вас слишком далеко, я предлагаю вам оглянуться назад.
Вольф покачал головой:
— Я с вас глаз не спущу.
Питт повернулся к Эльзе и Блонди:
— Девушки, может быть, вы просветите вашего братца на предмет кое-каких жизненных реалий?
Сестры Вольф обернулись.
Головы всех присутствующих повернулись одновременно, каждая пара глаз в ангаре уставилась на заднюю стену у входа в дальний туннель. Если что-то здесь и было в дефиците, то уж никак не автоматы. Еще двести участников драмы вступили в действие, рассыпавшись возле разбитых самолетов. Две сотни зловещего вида «Спартаков» смотрели в спины ученым и инженерам «Дестини Энтерпрайзес», а держали их в руках люди, чьи лица были скрыты шлемами и защитными очками. Они расположились правильным полукругом — передняя шеренга в положении для стрельбы с колена, задняя шеренга стоя — и одеты были в те же полярные боевые костюмы, что и люди Клири.
Один из них шагнул вперед и заговорил громким властным голосом:
— Всем очень медленно положить оружие и отойти назад! При первом признаке враждебных действий мои люди откроют огонь! Делайте, что я говорю, и никто не пострадает!
Не было даже признаков сопротивления или колебания. Люди из научных групп «Дестини Энтерпрайзес» были только рады избавиться от оружия, с которым мало кто из них умел обращаться. Почти всеобщий вздох облегчения раздался, когда они шагнули прочь от положенных на лед автоматов и подняли руки вверх.
У Эльзы был такой вид, будто ей всадили нож в сердце. На ее лице было написано полное непонимание. Блонди побледнела, глаза у нее закатились, казалось, она вот-вот упадет в обморок. Лицо Карла Вольфа было напряженным и твердым, как гранитная скала, и выражало скорее гнев, чем страх. Карлу было из-за чего гневаться — весь его тщательно выстроенный план нового мирового порядка в одночасье пошел прахом и развеялся по ветру.