На грубом, словно высеченном из камня лице Ареса не дрогнул ни один мускул.
– Говорил, скажу и впредь, – пророкотал он. – Но эти твари… не уверен, что могу назвать их людьми, не боятся ни боли, ни смерти. Мои воины умеют драться с живыми.
Геракл, все еще бледный и слабый, был весьма удивлен приглашением на этот совет. Обычно ни полукровки, ни даже младшие из гиперборейцев не допускались в тронный зал – святая святых Олимпийской цитадели. Хотя причины этого неожиданного приглашения были очевидны. Магия Архонтов уже ни для кого не являлась тайной, и накануне, в ходе беседы, весьма напоминавшей допрос, Геракл вынужден был рассказать отцу правду. Он умолчал только об одном – о том, что и Хирон обладает этим же бесценным даром, защитой от поражающего разум колдовства. Зевс мог пощадить собственного сына, но вот отпрыска Кроноса он бы не пощадил.
– Твои воины показали, что Гиперборея почти беззащитна, – Громовержец некоторое время помолчал, затем мрачно продолжил: – И чтобы устранить угрозу вторжения раз и навсегда, мы… ударим первыми.
В зале повисла тяжелая, гнетущая тишина. До сих пор Олимп ни разу не начинал войн… если, конечно, не считать внутренние конфликты, которые рассматривались как внутрисемейные дела. Никому не приходило в голову бросить вызов магам, а самих их настолько мало интересовали дела смертных, что в войнах попросту не было необходимости.
Но все когда-нибудь происходит впервые.
– Атлантида все еще сильна, – с сомнением в голосе протянула Гера, одна из немногих, кто вообще осмеливался прямо перечить Зевсу. Многие гиперборейцы проявляли недовольство тем или иным решением Громовержца, но высказать свои сомнения вслух означало по меньшей мере впасть в немилость. А Зевс умел выражать свое недовольство так, что потом долго не находилось желающих снискать на свою голову его гнев.
– Атлантида сильна, – кивнул Зевс, словно ожидавший этой реплики. – Ее флот все еще способен на многое… но флот этот в море, и пройдет немало дней, прежде чем воины Посейдониса смогут ступить на землю Атлантиды. Корабли потрепаны, им нужно время на хоть какой-нибудь ремонт, наверняка нужна и провизия, а значит, они будут где-то приставать к берегу. Посейдонис остался беззащитным, хотя и чувствует себя в безопасности.
– И они не ошибаются, – прогудел Арес. – Чтобы штурмовать Посейдонис, нужны войска… хотя бы немного. Но все наши воины здесь. Допустим, Аполлон может перебросить сколько-то бойцов к стенам Посейдониса… десяток, два?
Зевс смотрел на Ареса, но, вопреки обыкновению, его лицо не искажал гнев. Напротив, сейчас в глазах Громовержца плескалась мудрость и снисходительность… так все знающий отец смотрит на дитя, терзающееся вопросами, давно отцом решенными.
– Да. Ты прав. Ты даже более прав, чем думаешь… Вчера Аполлон вновь столкнулся с виманами Архонтов, их огненные стрелы зацепили нашего Златокудрого. Вимана почти цела, но сам Аполлон еще не скоро сможет хотя бы самостоятельно ходить. Так что и вимана не поможет доставить войска в Атлантиду. И я рад, что ты сказал все это… всю эту чушь. Потому что если даже ты, посвященный во многие тайны Олимпа, веришь в то, что говоришь, то и Архонты не пойдут дальше.
– Клянусь Тартаром! – на скулах Ареса заиграли желваки. – Я не понимаю, о чем ты говоришь…
– Еще бы… – Зевс хотел было добавить, что самое большее, что удалось в своей жизни понять Аресу, это за какой конец надо держать меч. Но удержался, иначе совет неминуемо вылился бы в склоку… Арес не боялся ничего и никого, и в силу своей воинской сущности, и в силу не слишком острого ума.
Он медленно оглядел собравшихся, словно раздумывая, все ли здесь присутствующие имеют право услышать то, что он намеревался им сказать.
– В Ойкумене есть много путей… – Зевс погладил бороду, нахмурился. – Да, много. Есть путь, что позволит нашим солдатам достигнуть Посейдониса за считанные часы. Я хотел бы, чтобы это осталось тайной. Все знают, что, покидая этот мир, и люди, и бессмертные уходят навсегда во тьму Тартара, отдавая Харону последнюю монету за перевоз. Но люди умирают по всей Ойкумене… и нельзя сказать, что путь к ладье Харона для тех, кто живет возле Олимпа, короче, чем для всех других. Путь всегда одинаков.
Вниманием собравшихся в этом зале Зевс завладел целиком и полностью. Все взгляды были устремлены на него, затихли даже неизбежные при таком количестве гостей перешептывания. Каждый пытался сообразить, что прозвучит дальше – и еще у каждого было странное чувство, что тайна, которую намеревался огласить Громовержец, несет в себе нечто ужасное.
А Зевс, словно желая поддержать эти мрачные чувства, даже не говорил – вещал, тяжело роняя каждое слово.
– Тартар – вот путь, через который можно добраться до любого места Ойкумены. Но законы Тартара суровы, и даже Аид, властитель подземной тьмы, не в силах преступить им же установленные законы. Те, кто попадают в мир мертвых, не могут вернуться в мир живых.
– Это известно всем, – фыркнула Афина, уже догадавшись, о чем речь пойдет дальше. – Как известно и то, что из любого правила бывают исключения.
– Это так, – Громовержец не стал спорить, тем более что Афина была совершенно права. – Это так, когда речь идет об одном… герое. Но сейчас через чертоги Тартара предстоит провести армию… Аид готов дать каждому из тех, кто перейдет через воды Стикса, десять дней. Десять дней славы. И еще кое-что… Силу и мужество. Нечувствительность к боли.
– А потом?
– Потом Харон вновь примет их в свою ладью. И более не возьмет монеты… ему уже заплатят за перевоз.
– Значит… – медленно протянула Афина, – мы отправим людей на верную гибель?
– Смерть со славой, смерть ради жизни Гипербореи! – напыщенно произнес Зевс, грохнув кулаком по подлокотнику трона. – Разве истинный воин не должен быть готов к этому?
– Воин готов к битве, если есть шансы на победу! – отрезала Афина. – Я не…
– Те, кто пойдут, сделают это добровольно, – вдруг пробасил Арес. – И будут знать, что их ожидает. Но даст ли Тартар защиту от этой омерзительной магии Архонтов?
Зевс покачал головой.
– Нет.
– Тогда к чему все это? – передернул плечами Арес. – Пополнить армию Посейдониса еще одним отрядом? На короткий срок, правда.
– Магия Архонтов не всесильна, – Зевс сделал многозначительную паузу. – Есть те, на кого эта магия не оказывает никакого воздействия. Например, мой сын…
Все взгляды словно по команде обратились на Геракла, и тот вдруг почувствовал, как по спине пробежал холодок. Да, он не боялся ни чудовищ, ни людей. Но войти живым в Тартар, войти, зная, что с этого момента тебе остается жить всего лишь десять дней – и ни сила, ни мужество, ни удача не позволят хотя бы на мгновение отсрочить печальный конец… это было по-настоящему страшно. И все же он понимал, что без помощи хотя бы одного бойца, не боящегося магии Архонтов, вся идея штурма Посейдониса обречена на провал.
– Я готов вести войска… – он с трудом встал, но голос звучал твердо.
– Я тоже предпочел бы, чтобы войска повел ты, сын мой, – голос Зевса звучал мягко, и все же в нем, помимо доброты и понимания, звучала тщательно прикрытая, но все же заметная фальшь. – Я хотел бы этого, но сейчас ты, Геракл, не годишься для боя. И все же в Олимпийской цитадели есть еще один воин, который может взять на себя эту трудную миссию.
Вот теперь Геракл испытал даже не страх – ужас. Он понял, о ком говорит Зевс, и проклял тот час, когда рассказал Хирону о своем разговоре с тенью Кроноса. Но как мог Зевс узнать? Или здесь, в цитадели, за каждым гобеленом стоят шпионы Громовержца?
Дверь распахнулась, и в зал твердым шагом вошел Хирон. В доспехах, с оружием – небывалый случай. Печатая шаг, он подошел к трону и склонил голову перед Зевсом. Громовержец медленно поднялся и – по залу пронесся удивленный вздох – тоже склонил голову.
– Кентаврос Хирон. Мы все в долгу перед тобой за то, что ты готов пожертвовать столь многим ради Гипербореи…
Да, Зевс был мастером красивых слов – но все, и Геракл в том числе, уловили в голосе Верховного Мага и иные нотки. И каждый понимал, что сейчас этот могучего телосложения человек с седой бородой и мудрыми глазами ведет свою игру, устраняя еще одного потенциального врага – сына Кроноса, который, может, и смирился с гибелью отца, но ничего не простил и ничего не забыл. Конечно, в борьбе с Зевсом у Хирона не было никаких шансов, но все же воин и герой, пользовавшийся уважением и даже любовью большинства олимпийцев, мешал Верховному Магу. Мешал одним своим существованием.