Атланты испугались. Их было слишком мало – всего девяти Архонтам и их предводителю, Лорду-Протектору, удалось спастись, прихватив с собой то, что оказалось под рукой. Оружие, несколько защитных систем, транспорт, кое-что из оборудования. И, разумеется, генераторы большого портала. Их было слишком мало, чтобы вступить в войну – и гордые атланты склонили головы, униженно прося о подачке, о милости. Но и коленопреклоненные, они пустили в ход свою магию, магию подчинения – и даже могучие гиперборейцы не устояли. Может быть, этот здоровяк, именовавший себя Кроносом, искренне верил, что решение о выделении атлантам дальних и, как ему казалось, ненужных земель продиктовано исключительно его собственным милосердием. Но те, кто кланялись, благодаря за щедрый дар, прятали улыбки – им лучше многих было известно, что стоит за великодушием Верховного Мага Гипербореи.
Они не думали, что им потребуется много времени. Собраться с силами, передохнуть, успокоиться… немного забыть ужасную катастрофу, а затем включить большой портал, и отправиться на поиски более гостеприимной земли, не занятой сильными и опасными хозяевами. Опасными еще и потому, что их разум невозможно было долго контролировать.
Этим планам не суждено было исполниться. Атлантам пришлось сделать печальное открытие – в этом мире магия большого портала отказывалась работать. Малые, основанные исключительно на технологии, можно было открыть в любой момент – но малый портал не способен был пропустить сквозь себя даже виману, не говоря о тяжелом оборудовании. Это означало, что в новый мир они пришли бы почти что голыми, слабыми и беззащитными. Такое решение не устраивало ни Лорда-Протектора, ни Архонтов.
Значит, следовало поступить иначе. Если нельзя найти для себя чистый мир, надо очистить этот… И возник великолепный Посейдонис, возникли храмы и сады… а заодно и могучая армия, которой было предначертано смести с лица этого мира могучих, заносчивых, но немногочисленных гиперборейских магов. Одновременно не прекращался поиск способа активировать большой портал, активировать его любой ценой. Либо одна, либо другая стратегия обязана была принести удачу. Требовалось лишь время…
2
Факел потрескивал, пламя отбрасывало на каменные своды пещеры странные отблески. Где-то журчала стекающая по стенам вода, горькая, непригодная для питья. Впрочем, даже откройся здесь чистейший как слеза родник, Геракл не рискнул бы поднести ко рту пригоршню воды. Здесь было неподходящее место ни для сна, ни даже для короткого привала.
Уже несколько часов он шагал и шагал вниз, перебираясь через завалы, иногда чуть ли не до крови обдирая кожу, обходя острые сталактиты, равнодушно скользя взглядом по нередко встречавшимся на пути скелетам. Войти в пещеры, что вели к Тартару, было легко. Их даже не сторожили – ибо немного находилось тех, кто, будучи в здравом уме, решался спуститься в недра земли, приблизиться к царству мертвых. А те, кому на это хватало глупости, безумия или мужества, редко возвращались назад. Пещеры были огромны, в них было легко заблудиться – за плечами Геракла уже осталось не менее сотни стадий, [1] но это была лишь малая часть общей протяженности пещер. Стоит потерять дорогу – и тогда оставалось лишь ждать, пока кончится вода в мехе, да запас сухих лепешек и вяленого мяса, ждать, пока догорит последний факел… А потом молить о приходе смерти.
Геракл не боялся заблудиться. Он знал дорогу – ему уже приходилось бродить по этим пещерам. Сейчас его гнало сюда странное чувство – всем своим существом он ощущал необходимость спуститься к Стиксу, Реке Забвения. Здесь, у мрачных вод, никогда не видевших дневного света, он сможет получить ответы на вопросы.
Ягненок за плечами жалобно заблеял и отчаянно рванулся, в который уж раз пытаясь освободиться. Геракл не обратил внимания на метания несчастного животного, чуявшего, видимо, приближение неизбежной смерти. Он чуть было не пропустил нужный поворот – ошибка, допущенная здесь, среди бесчисленных каменных переходов, могла обойтись дорого. Он всегда гордился своим умением находить верную дорогу в лесу, в пустыне, в горах – везде, куда забрасывала его тяга к приключениям, но тут, в толще скал, умение вновь и вновь отказывало ему, и оставалось надеяться лишь на знаки – те, которые он сам когда-то начертал, спускаясь к Стиксу впервые.
Впереди послышался глухой рокот, и, одновременно, Геракл ощутил, как дыбом становится каждый волосок на теле. Сам воздух здесь был до предела насыщен магической силой. Не зря Олимп, цитадель Гипербореи, был построен над этими пещерами – маги черпали дармовую силу, в изобилии разлитую буквально у них под ногами. Пожалуй, сильнейшие из гиперборейцев – тот же Зевс, к примеру, – мог исполнить то, что привело сюда Геракла, даже не вставая с трона. Что ж, если для того чтобы услышать нужные слова, ему придется проблуждать во тьме хоть сутки – пусть так и будет.
Пещера раздалась в стороны, свет факела, до этого более или менее освещавший путь, теперь уже почти не помогал находить безопасную тропу. Но в этом и не было необходимости – Геракл пришел туда, куда стремился. Но, даже зная, чего ожидать, он чуть было не оступился, сразу почувствовав, как по коже пробежал холодок страха. Стоит упасть в эту черную воду, стоит ощутить на губах ее вкус – все, конец. Назад дороги не будет.
– Она была где-то здесь, – пробормотал он, оглядываясь.
Тяжелая каменная чаша стояла там, где он оставил ее много лет назад. Рядом лежал и обсидиановый нож – это место не терпело металла, никакого, потому он оставил наверху, у входа в катакомбы, все свое оружие. Только камень можно было принести сюда.
Он тяжело опустился на камни рядом с чашей, испуганный ягненок, небрежно брошенный на камни, часто дышал, но уже не блеял и не дергался – тяжелая атмосфера, пронизанная магическими потоками, подавляла волю к жизни. Пока что ее утратило только животное, но Геракл знал – стоит просидеть здесь несколько часов, и он уже не сможет встать. Не потому, что иссякнут силы – просто ему будет все равно. Проклятая вода была везде – не только в потоке, что бился о скалы в нескольких локтях ниже, но и в воздухе, и даже, наверное, в камнях. Следовало торопиться…
Он развязал ремешок, стягивающий тонкие ножки животного. В жертву приносят свободных… да, теперь у несчастного создания уже не хватит сил убежать.
– Прости… – шепнул он ягненку. И коротко полоснул того острой кромкой обсидианового ножа по подрагивающему горлышку. Струя крови ударила в каменную чашу, столь древнюю, что даже старейшие из ныне живущих гиперборейцев не знали, кто и когда создал ее.
Под сводами пещеры пронесся стон… горестный стон, состоящий из множества голосов. Живая теплая кровь высвободила магию, приведя в действие тонкие, и одновременно невероятно мощные силы, природы которых не понимали и гиперборейцы, научившиеся лишь использовать это странное явление.
– Кронос! – рявкнул Геракл во всю мощь своего голоса, и эхо заметалась меж камней, заглушая переливы тихих стонов. Он знал, что можно было и не кричать, что магия крови, пробуждавшая давно ушедших, не нуждалась в громком голосе. Он мог позвать Кроноса и шепотом. И даже мысленно… если тот сочтет нужным, то явится.
Сердце стучало медленно, словно собираясь с силами перед каждым ударом.
– Великий Кронос! – снова воззвал воин. – Великий Кронос, я, Геракл, хочу говорить с тобой!
– Хочу ли я говорить с тобой, полукровка, вот в чем вопрос… – раздался за его спиной тихий голос.
Геракл неимоверным усилием заставил себя не вскочить, не обернуться, не выставить перед собой нож – единственное свое оружие. Против обитателей этих пещер не помогли бы ни клинки, ни стрелы, ни руки, привычные к кулачному бою. Сюда приходили не драться, а говорить… или умирать. Иногда это становилось одним и тем же, мертвые не любили тех, кто тревожил их покой.