— Нет, это невозможно! — повторял он, ударяя себя по коленям, что всегда служило у него признаком внутреннего волнения. — Весь цивилизованный мир знает, что я предпринял исследования дна Атлантического океана, а этот водолазный снаряд составляет часть моей яхты и только может способствовать славе ее…
— Прекрасно! В таком случае месяца через два-три ваша светлость убедится в истине моих слов.
Подобными разговорами Сакрипанти достиг своей цели: Монте-Кристо начал серьезно беспокоиться.
— Что же предпринять? — говорил он сильно взволнованный.
— По-моему, единственное средство — это заставить Каудаля взять с собой кого-нибудь из офицеров!
— Великолепнейшая мысль! — с восторгом воскликнул Монте-Кристо. — Например, хоть тебя!
Но вдруг, пораженный неожиданным соображением, он добавил:
— А почему же не спуститься бы и мне самому!
Сакрипанти возразил, что препятствием к этому служит богатырский рост графа, но это не помогло. Его светлость трудно было остановить.
— Пустяки! Это единственное средство спасти мою честь, — говорил он, расхаживая большими шагами по каюте. — Этот водолазный снаряд — мое создание, и достаточно мне произвести лично несколько погружений, чтобы вся слава принадлежала исключительно мне одному. Решено — я спускаюсь!
Нетерпение графа было так сильно, что он немедленно сообщил Каудалю свое намерение, к которому тот отнесся не особенно радостно и даже решил представить некоторые возражения, ссылаясь на тесноту своей каютки. Чувствуя себя, однако, обязанным по отношению к Монте-Кристо, он не решился долго ему противоречить, а потому было решено спуститься вместе на другое же утро.
Каудаль рассчитывал, что первое же путешествие отнимет у графа охоту к дальнейшим попыткам, а потому и не особенно беспокоился. Наступила ночь. Все разошлись по своим каютам, однако владельцу яхты не спалось: перспектива, ожидавшая его на другой день, не особенно прельщала его, и, несмотря на все старания, он всю ночь не сомкнул глаз, а потому, когда на следующее утро он появился на палубе, лицо его ясно носило следы бессонной ночи и сильного беспокойства. Рене не обращал на это никакого внимания; он спокойно приступил к осмотру своего снаряда, удвоил запасы барита и кислорода и найдя, что все в порядке, предложил графу занять место.
Отступать было невозможно. Монте-Кристо, полумертвый от страха, счел, однако, своей обязанностью обратиться к экипажу с торжественной речью.
— Дети мои, — проговорил он сдавленным от волнения голосом, — если Провидению не угодно будет сохранить мне жизнь, то знайте, что моя последняя мысль была о вас. Обнимаю вас всех в лице моего верного Сакрипанти! — С этими словами он запечатлел два сочных поцелуя на щеках своего помощника, проливавшего крокодиловы слезы, и подчеркнуто важно вошел в водолазную каюту, куда за ним последовал Каудаль.
Дверь за ними затворилась. Видя спокойствие своего спутника, Монте-Кристо несколько приободрился и разлегся на диване, ожидая дальнейших событий. Рене отдал приказ, и они начали медленно погружаться.
Стрелка на циферблате показывала уже двести метров глубины; все шло отлично, что совершенно успокоило Монте-Кристо, к которому вскоре вернулось его обычное веселое расположение духа; он даже вынул из кармана сигару и закурил ее.
— Вот это совершенно непредвиденное мною здесь занятие! — с улыбкой заметил ему Рене.
— Может быть, опасно курить? — с беспокойством проговорил граф, уже готовый потушить свою сигару.
— Курение не представляет никакой опасности, но я думаю, что оно может несколько испортить чистоту воздуха.
Не успел Рене проговорить эти слова, как послышался сильный треск в полу каюты, сопровождаемый таким толчком, что оба собеседника потеряли равновесие, причем Каудаль очень сильно ударился о стену каюты и почувствовал сильную боль в плече, что, однако, не помешало ему броситься тотчас к телефону с приказанием приостановить погружение; затем он подбежал к иллюминатору, чтобы узнать причину такого сильного сотрясения. Его взорам представилось нечто столь волшебно-прекрасное, что Рене остановился в изумлении.
Снаряд наткнулся на громаднейший хрустальный купол и, пробив в нем отверстие, остановился неподвижно. Ослепительное сияние было разлито вокруг, так что свет электрического фонаря казался совершенно бледным. Купол соединялся с обширной теплицей, в середине которой виднелись растения, поражавшие своей роскошью и величиной, а вдали тянулись хрустальные галереи, все озаренные тем же ослепительным сиянием и отделенные от моря двойным прозрачным потолком, так что вода не могла проникнуть внутрь этих волшебных садов, несмотря на отверстие, пробитое снарядом в верхней крыше. Какая-то особенно прозрачная атмосфера наполняла эти сады с исполинскими деревьями и папоротниками, с роскошными, невиданными нигде цветами. Мелкий белый песок покрывал все аллеи, пересекавшие друг друга под прямым углом и постепенно уходившие в серебристую даль.
Рене Каудаль не мог сомневаться: он достиг наконец цели своих страстных желаний. Кровь прилила ему к сердцу и пульс бился с лихорадочной скоростью, но он не заметил ничего: вся жизнь его сосредоточилась в эту минуту в его глазах, смотревших с немым ожиданием на волшебную картину. Однако сады были пустынны, и отчаяние уже готово было охватить Каудаля, как вдруг в глубине одной из аллей что-то мелькнуло. Он замер от ожидания и волнения, боясь дышать и шевельнуться. Действительно, к нему приближались две человеческие фигуры, в которых он узнал свою Ундину и старика. Да, это те же небесные черты, которые неизгладимо запечатлелись в его памяти, та же лебединая поступь. Старик и девушка шли по тому направлению, где находился снаряд, но, дойдя до перекрестка, где перекрещивались несколько аллей, они повернули налево и вскоре скрылись за группой цветов.
В ту же минуту громовой голос Монте-Кристо вывел Рене из оцепенения.
— Дивное создание! — воскликнул он. — Чего бы я не дал, чтобы снова увидеть ее!
Эти слова привели Рене в себя: отчаяние и досада, что его тайна открыта, заставили его мгновенно броситься к телефону.
— Алло! Алло! — закричал он. — Живо поднимать! В ту же минуту прибор отделился от хрустального свода, и через несколько секунд волшебное зрелище, как сон, скрылось из глаз путешественников и вокруг снова воцарилась непроглядная тьма. Снаряд поднимался с изумительной быстротой, и вскоре стрелка показывала только сто восемьдесят метров глубины.
— Что за нетерпение у вас подняться наверх! — с неудовольствием заметил Монте-Кристо. — На такое зрелище стоит полюбоваться, и я не замедлю сделать это в самом скором времени!
Рене Каудаль ничего не возразил, но, достигнув яхты и выйдя на палубу, заявил графу, что в лаборатории истощился весь запас барита, что было совершенно верно, так как Рене поспешил бросить в море все, что оставалось.
ГЛАВА IX. «Титания»
Через месяц после описанных выше событий на «Синдерелье» мы застаем Каудаля за работой в металлургической мастерской в Париже на авеню Виктор Гюго.
Он покинул яхту «Синдерелья» в Кадиксе, взяв слово с ее владельца не разглашать до поры до времени сделанных ими открытий. Со стороны Монте-Кристо, человека в высшей степени тщеславного, подобное обещание было очень большой уступкой, так как ему смертельно хотелось похвастаться своими учеными трудами, и только опасение рассердить и лишиться таким образом своего просвещенного помощника, как он называл Каудаля, заставляло его молчать.
Между тем Рене задался целью найти способ продолжать самостоятельно свои исследования, для чего прежде всего требовались материальные средства. Мысль, что кто-нибудь будет любоваться волшебной красотой его Ундины, была невыносима для Рене; вместе с тем изобретенный им водолазный снаряд не удовлетворял более его требованиям: ему необходимо было нечто более совершенное, чтобы войти в непосредственные сношения с подводными обитателями. Прежде всего он остановился на проекте подводного миноносца, но вскоре понял его непригодность для своих планов: миноносец слишком неповоротлив и не может погружаться на произвольную глубину. Следовательно, было необходимо построить такое судно, которое могло бы плавать и под водой, и на поверхности ее. Опыт, приобретенный Рене при постройке его первого снаряда, помог ему составить довольно быстро план такого судна, а связи, которые он имел в морском административном мире в память своего отца и деда, доставили ему средства к его выполнению.