«Как! — сказал я себе. — Я убил Моранжа, который, как и все, был ребенком, стоил стольких страданий своей матери и причинил ей в детстве столько мучительного беспокойства своими болезнями. Я пресек эту жизнь, обративши в прах пирамиду любви, слез и коварства, называемую человеческим существованием! Поистине, какое удивительное приключение!»
И это было все. Ни страха, ни угрызений, ни того шекспировского ужаса, который бывает после убийства и который еще ныне, несмотря на то, что я стал разочарованным и пресыщенным скептиком, заставляет меня содрогаться, когда я остаюсь ночью один в темной комнате.
«Ну, — подумал я, — пора. С этим делом надо кончить».
Я поднял кинжал и, прежде чем сунуть его в карман, взмахнул им, как бы для удара. Я остался доволен. Рукоятка оружия крепко сидела в моей руке.
Я ходил в покои Антинеи всего два раза: в первый — меня вел туда белый туарег, а во второй — гепард. Тем не менее, я без труда нашел туда дорогу. Немного не доходя до двери с ярко освещенной круглой форточкой, я наткнулся на туарега.
— Пропусти меня, — приказал я ему. — Твоя госпожа велела мне притти.
Страж повиновался, и я прошел мимо него.
Вскоре до моего слуха донеслось заунывное пение.
Я глухо различил, вместе с тем, звуки ребазы, однострунной скрипки, любимого инструмента туарегских женщин. Играла Агида, поместившись, по обыкновению, у ног своей госпожи, которую окружали и три других женщины. Танит-Зерги с ними не было…
То была моя последняя встреча с Антинеей, и потому позволь мне рассказать, какою она мне явилась в тот роковой час.
Чувствовала ли она опасность, нависшую над ее головой? Хотела ли она встретить ее во всеоружии своих непобедимых чар? Не знаю… Моя память сохранила воспоминание о слабом, хрупком и почти обнаженном, без колец и драгоценностей, теле, которое я прижимал к своей груди прошлой ночью. Теперь же я удивленно отступил назад, увидев пред собою не женщину, а величавую царицу, разукрашенную наподобие языческого идола.
Могучая роскошь фараонов тяжело давила на тщедушное тело Антинеи. Ее голова была увенчана псхентом богов и царей: огромным убором из чистого золота, на котором национальные камни туарегов — изумруды — чертили в разных направлениях ее имя тифинарскими буквами. На ней было священное облачение из красного атласа с вышитыми на нем золотыми лотосами. У ее ног лежал скипетр из черного дерева, заканчивавшийся трезубцем. Ее голые руки обвивали два уреуса, пасти которых доходили ей до подмышек, как бы стремясь там укрыться. Из каждого ушка псхента лилось обильною струею изумрудное ожерелье и, пройдя сначала, наподобие чешуи у кивера, под ее упрямым подбородком, спускалось затем кругами на ее обнаженную шею.
Увидев меня, Антинея улыбнулась.
— Я ждала тебя, — сказала она просто.
Я подошел ближе, остановившись прямо перед ней, шагах в четырех от ее трона.
Она насмешливо на меня посмотрела.
— Что это? — спросила она с величайшим спокойствием.
Я взглянул по направлению ее вытянутого пальца и заметил торчавшую из моего кармана рукоятку кинжала.
Я извлек его и крепко зажал в руке, подняв для удара.
— Первая из вас, которая двинется с места, будет брошена голой, в шести милях отсюда, среди раскаленной пустыни, — холодно сказала Антинея своим женщинам, затрепетавшим от страха при виде моего жеста.
Обратившись затем ко мне, она продолжала:
— Этот кинжал, говоря по правде, очень некрасив, да и владеешь ты им, кажется, довольно плохо. Хочешь, я пошлю Сидию в мою комнату за серебряным молотком? В твоих руках он действует лучше, чем этот кинжал.
— Антинея, — глухо произнес я, — я вас убью.
— Говори мне «ты», говори мне «ты»! Ты разговаривал так со мной вчера вечером. Неужели они тебя испугали? — указала она на женщин, смотревших на меня широко раскрытыми от ужаса глазами.
Она продолжала:
— Ты хочешь меня убить? Но, ведь, ты противоречишь самому себе. Ты хочешь меня убить в ту минуту, когда можешь получить награду за совершенное тобою убийство…
— Он… он долго мучился? — внезапно спросил я, вздрогнув всем телом.
— Нет. Я уже сказала тебе, что ты пустил в ход молоток с такой ловкостью, как никогда в жизни.
— Как маленький Кен, — пробормотал я.
Она удивленно улыбнулась.
— А! ты уже знаешь эту историю… Да, как маленький Кен. Но Кен, по крайней мере, был последователен, между тем, как ты… Не понимаю.
— И я тоже не совсем понимаю.
Она посмотрела на меня с веселым любопытством.
— Антинея! — сказал я.
— Что?
— Я сделал то, о чем ты меня просила. Могу ли я, в свою очередь, обратиться к тебе с просьбой, предложить тебе вопрос?
— Говори.
— В комнате, где он находился, было темно?
— Очень темно. Я должна была подвести тебя к самому .дивану, на котором он спал.
— Ты уверена, что он спал?
— Уверена.
— Он… умер не сразу, неправда ли?
— Нет. Я знаю точно, когда он умер: спустя две минуты после того, как ты, нанеся ему удар, убежал с громким криком.
— Значит, он не мог, конечно, знать…
— Чего?
— Что молоток держал… я.
— Он мог бы этого, действительно, не знать, — произнесла Антинея, — и все же он это знал.
— Каким образом?
— Он это знал, потому что я ему об этом сказала,проговорила она, вонзая, с великолепным мужеством, свой взор в мои глаза.
— И он поверил? — прошептал я.
— Я объяснила ему в двух словах, что произошло, и он узнал тебя по крику, который ты испустил… Если бы это обстоятельство осталось для него скрытым, то все это дело не представляло бы для меня никакого интереса, — закончила она с презрительной усмешкой.
Я уже сказал тебе, что только четыре шага отделяли меня от Антинеи. Одним прыжком я очутился возле нее, но прежде чем я успел нанести удар, что-то свалило меня на землю.
Цар Хирам вцепился мне в горло.
В то же время я услышал властный и спокойный голос Антинеи: — Позовите людей!
Через минуту меня освободили из когтей гепарда. Шестеро туарегов, окружив меня тесным кольцом, пытались меня связать.
Я человек довольно сильный и очень нервный. В одно мгновенье я вскочил на ноги. Через три секунды один из моих врагов валялся на земле, в десяти футах от меня, сраженный ударом кулака в подбородок, нанесенным по всем правилам бокса, а другой хрипел под моим коленом.
В этот момент я увидел в последний раз Антинею. Выпрямившись во весь рост и опираясь обеими руками на свой длинный скипетр из черного дерева, она следила с насмешливым интересом за ходом борьбы.
Вдруг я громко вскрикнул и выпустил свою жертву.
В моей правой руке что-то треснуло: один из туарегов, схватив ее сзади и дернув с силою к себе, вывихнул мне плечо.
Я окончательно потерял сознание в коридорах, по которым два белых призрака несли меня связанным так, что я не мог сделать ни малейшего движения.
XVIII. СВЕТЛЯКИ
Широким потоком бледный свет луны лился через раскрытый балкон в мою комнату.
Возле дивана, на котором я лежал, стояла, с правой стороны, худенькая, одетая в белое, фигура.
— Это ты, Танит-Зерга? — пробормотал я.
Я хотел приподняться, опираясь на локоть, но острая боль обожгла мне плечо. События дня отчетливо встали в моей несчастной, больной голове.
— Ах, дитя мое, если бы ты только знала!
— Я знаю.-сказала она.
Я был слаб, как ребенок. Страшное возбуждение, испытанное мною в течение дня, сменилось с наступлением ночи глубоким упадком сил. Меня душили подступавшие к горлу слезы.
— Если бы ты знала, если бы ты знала! Увези меня отсюда, милая, увези…
— Не говори так громко, — сказала она. — За дверью тебя стережет белый туарег.
— Увези меня, спаси! — повторял я.
— Я для того сюда и пришла, — произнесла она.
Я взглянул на нее. На ней уже не было ее красивой туники из красного шелка: она была одета в простой белый хаик, один конец которого она накинула себе на голову.