Вот в это-то селение и пришел однажды утром раб, исполняя повеление царя Родама явиться в Сури к тамошнему лукумону Иббиту и оставаться там, пока за ним не придут от имени царя. Вернее было бы сказать – доплелся, ибо его изможденный вид, трясущиеся от усталости руки, которыми он даже не мог поднести ко рту фиалу с водой, так что сыну лукумона, юному Игрешу, пришлось собственноручно напоить его, – все в его облике показывало собравшимся вокруг него поселянам, что этот чужой человек – на грани жизни и смерти.
Все молчали, пока Игреш, превозмогая себя, поил пришельца, обняв его одной рукой: на то было повеление отца и лукумона, ослушаться которого было не только невозможно, – невозможной была бы сама мысль об этом, так же как для самого лукумона, старейшины или любого человека не существовало понятия неповиновения приказу или просьбе царя.
А ведь в этом случае все обстояло именно так: этот пришлый, бар-ан (как называли жители Посейдониса всех иностранцев, будь это могущественный правитель, купец или же раб, добровольно продавшийся душой и телом), встреченный на улице группой селян, направлявшихся в поле, обратился к ним с какими-то непонятными словами. Бар-ан, одним словом, которого никто уразуметь не может, ибо говорит он на другом языке. И осталось бы одно – сдать его старейшине для служебного препровождения, когда б не произнес он ясное и понятное всем:
– …Лукумон Иббит… Царь Родам…
Правда, имени царя, равно как и имен Богов, – их настоящих имен – произносить не полагалось: на то у них всех есть многочисленные эпитеты, подставные имена. Но у этого несчастного, видно, было безвыходное положение, в котором многое прощается и богами и, тем более, человеками. Вот и привели они раба всей молчаливой гурьбой к своему лукумону, который как раз предавался священным размышлениям под огромным зеленым дубом на лужайке за домом.
Дуб, непременный атрибут всякого лукумона, равно как и живущнй в его ветвях кот, символизирующий священное животное бога Солнца – льва, – стоял на этом месте уже никто не помнил, сколько тысяч лет. Долголетие каждого дуба, являвшегося как бы древесным воплощением самого лукумона, служило главным доказательством силы и мощи этого человека, поставленного богами над своими сородичами, – как опередившего многих в своем духовном развитии и поэтому способного получать и воспринимать особые знания, недоступные пока всем подряд…
И в самом деле, лукумон Иббит почитался жителями своего селения, да и всей долины Э-неа, прекраснейшей в мире долины, не только непревзойденным лекарем всех недугов человеческих, но и чародеем, знающим тайны земли и Неба. Да что много об этом говорить! Уже одно то, что возраст лукумона составлял почти полные три человеческие жизни! Между тем недавно, уже от шестой по счету жены (прежние все с миром ушли в мир иной) родился у него сын. Сколько у него детей, внуков, правнуков – не ведал и сам лукумон Иббит. Но он всех одинаково любил и обо всех заботился, – не слишком, правда, отличая от посторонних. «Все – дети Одного Бога», – говорил он.
Царь Родам знал, к кому – и зачем – направить своего раба.
Гора Мери находилась в северо-восточном углу Посейдониса, который с юга был открыт морю, а с остальных трех сторон замыкался горными цепями. Горы эти, со стороны равнины Э-неа полого поднимавшиеся пастбищами и террасами виноградников, чуть выше уже вздымались неприступными кряжами, по гребням и на остроконечных вершинах которых лежал вечный снег. Что ж, климат на Земле посуровел с той Катастрофы…
Правда, чуть ли не до самой вершины горные массивы были покрыты густыми смешанными лесами или же рощами, которых никто никогда не планировал, не имея права, по строжайшему закону, вмешиваться в таинственную жизнь великого растительного царства, у которого, как было это всем известно, свои каноны и правила, и нарушить их – значит нарушить гармоническое сочетание энергий не только внутри растительного мира, но и его само собой слагающееся равновесие во взаимодействии с другими царствами: земным(минеральным) и животным. Ведь искусственно посаженный парк и естественная поросль леса представляют собой два совершенно отличных друг от друга явления по психической природе и энергетической согласованности своих членов.