Царь Родам счастливо улыбнулся. О, это вечно желанное чувство полета! Утерянное предками-титанами, оставит ли оно когда-нибудь их потомков, или, все укрепляясь, приведет их в конце концов к исполнению мечты?.. Мечты о полете в своем истинном и полном значении, как то было ведомо прародителям атлантов: захотел – поднялся в воздух, влекомый одной лишь силой желания, полетел в любую сторону, – а то и просто покувыркался в воздухе от избытка счастья.
Полет прямо в этом теле, тяжелом и грубом по сравнению с телом светящимся, – вот, он уже близок! И не надо будет ни громоздких летательных аппаратов, ни поисков сверхмощных источников энергии, над чем давно бьются лучшие умы да и не только Атлантиса…
Слава Единому, атлантам остался еще полет, но в теле невидимом: высшее Общение, им и только им на земле принадлежащее. Сердце царя вдруг мягко сжалось – опасность, – инстинктивно отметил он. И тут же осознал: опасность нависла над самой этой способностью атлантов. Как ни уходил от этого признания самому себе царь Родам, все же внутренняя дисциплина взяла свое: непостижимые для человеков уникальные возможности атлантов – их жизнь одновременно в трех мирах и вытекающее отсюда свободное владение невидимыми силами природы – находятся на грани исчезновения. Слава Единому, царю Родаму дано право хранить тайну, принадлежащую Высшему, и он уже долгое время защищает свои мысли непроницаемым покровом от вторжений любопытных. Пока еще атланты в самолюбовании и гордости не замечают ничего. Те же из них, которые и ощущают ослабление мыслительного могущества, или непонятные, но скоро преходящие недомогания, никому в них не признаются, и будут затемнять свое сознание от других, что приведет в конце концов к полному и совершенному их отемнению. Так что надежда только на Единого и его милость.
Улыбка исчезла с лица царя, и оно вновь обрело свое привычное беспристрастное выражение. Он сосредоточился: перед ним была последняя преграда, хорошо знакомая по прежним посещениям, – каменная стена, обводящая контуры скалистой вершины. Но царь знал, что она не неприступна: проведя руками по гладкой стене выше головы, он нашел два небольшие углубления, подтянулся, зацепившись пальцами ног за едва ощутимые царапины, – лазать по отвесным скалам не представляло проблемы ни для одного жителя славного острова Посейдонис, составляющего гордость и последний оплот атлантов, – осколка их когда-то поистине необъятной родины, Атлантиды…
Ган, тот самый Ган, которого царь прозвал «торговцем», проснулся, как всегда в последние годы, перед рассветом. Вылив на себя в купальне кадку ледяной воды из источника, отведенного сюда посредством пластических труб, он, отряхиваясь, как морское животное, завернулся в кусок белого льняного полотна и вышел в сад.
Молельня, куда он направлялся, была выстроена здесь еще в незапамятные времена, до Великой Катастрофы, кем-то из его дедов-прадедов. Впрочем, Ган не очень вникал в собственную генеалогию: он знал, что исходит из высокого рода Туров, что племя его причислено к сонму бессмертных, хотя физическим бессмертием не обладал уже давно никто из туров или туранцев, как их называли иноплеменники. Он втайне считал себя потомком самого основателя Атлантиса, хотя доказательств к этому не было никаких: царские архивариусы уже несколько раз намекали ему на это, но он не обращал на их ученые выдумки внимания. Что ж, пусть те, кто ни на что больше не способен, копаются в пыльных фолиантах и без конца рассуждают о чистоте расы и образе жизни!
Образ жизни – усмехнулся про себя Ган, – почему они считают, что образ жизни должен быть одинаковым для всех? Ведь даже боги имеют различные образы, не говоря уже об атлантах и человеках. Значит, и образ жизни каждый может иметь свой собственный и неповторимый. Живу, как знаю, и никто не заставит меня измениться, пока я сам не пожелаю этого. В чем же иначе их хваленый закон свободной воли, о котором все уши прожужжали на непременных храмовых беседах?..
Он подошел к небольшой каменной площадке, невысоко огороженной зубчатой стенкой. Недавно Ган, вразрез с обычаями отцов и в пику царю Родаму, покрыл нежным и гладким мрамором грубые гранитные плиты древнего фамильного святилища, истертые тысячелетними поклонами и оттого потерявшие достойный вид. Он также поставил здесь, под драгоценным резным балдахином, статую своего бога – нововведение, на которое он первый из Атлантиса осмелился открыто. Но он намеревался идти дальше, уже объявил в узком кругу, что ко дню своей свадьбы с красавицей Хитро присоединит к мужскому божеству его супругу, богиню Тиннит, Тинатин, если быть точным.