— Мари, мне так жаль… так жаль…
— Просто останови это! — она всхлипнула, крепко обхватив руками его шею, прежде чем отдернуть их, когда ее глаза распахнулись. Чувствительность в ее руках, должно быть, была мучительна.
— Я не могу, прости… Пожалуйста, помолчи. Это закончится достаточно скоро, гораздо быстрее, если ты не будешь так шуметь. Мари, послушай меня — я только пытаюсь помочь!
Она боролась в его руках, сопротивляясь изо всех сил.
— Мне не нужна твоя помощь, — прорычала она сквозь стиснутые зубы, снова уткнувшись головой в его руку. Он почувствовал, как что-то потерлось о плавник, и отодвинул его в сторону — пока не понял, что это было.
Хвост Мари.
Золотой, светящийся хвост, мерцающий в темноте дыры. Он задыхался, глядя то на раскрасневшееся лицо Мари, то на великолепный золотистый плавник, который отчаянно хлопал крыльями, словно у него был свой разум, и он не знал, что делать.
Эмброуз замер. Застонал.
— Не трогай меня там, Мари. Плохая идея, очень плохая идея.
— Не указывай мне, что делать, рыбоед! — она закричала, лицо ее напоминало лицо рожающей женщины. Даже не будучи свидетелем родов, он слишком хорошо помнил крики беременных женщин, а Мари, судя по голосу, переживала то же самое, что и они.
Он не стал говорить ей, что теперь она тоже «рыбоед». Эмброуз молча держал ее, поправляя так, чтобы их плавники больше не терлись друг о друга. Когда он передвигал ее, рука скользнула вниз по ее спине и прошлась по ягодицам — и он почувствовал их.
Чешуйки.
Желая, чтобы Акринус приблизился — он гудел, когда Мари начала кричать — Эмброуз посмотрел на хвост и замер.
Золото. Чистое, мерцающее золото. В то время как его хвост был бирюзового цвета с королевской окраской, у Мари был цвет… богов. Он встретил только одну группу существ с золотой чешуей, и именно они изгнали его после разрушения.
Боги. Они знали, что он сбежал, и наказывали его в виде Мари. Но как? Он оттолкнул ее, наблюдая, как она падает на песчаную землю. Девушка всхлипнула, пытаясь подняться на руки.
— Кто ты? — спросил он дрожащим голосом. Акринус пронесся за ним, скрываясь от его ярости.
Она молчала. Лежа там, тяжело дыша, ее тело содрогалось от того, через что она только что прошла, Эмброуз почувствовал гнев, которого он никогда не чувствовал прежде. Даже со всем тем дерьмом, что было сделано с ним в течение его жизни, ничто не превышало того, что он чувствовал сейчас.
Быть изгнанным, замученным Сето, потерять свои силы… Ничто из этого не могло сравниться с тем, что он чувствовал. Боги послали Мари освободить его только чтобы обмануть и… что? Какой смысл посылать ее?
Неужели она собирается вернуть его в королевство, чтобы подвергнуть пыткам за то, что он вернулся после изгнания? Неужели она здесь, чтобы соблазнить его и в конце концов убить? Вскоре Сето поймёт, что она не может убить его. Даже будучи богиней, она никогда не могла лишить его жизни.
Хотя она пыталась. Годы и годы попыток доказали, что он бессмертен во всех смыслах этого слова. Разрезала его на куски? Они выросли снова. Отрубала ему хвост? Он вырос снова. Возьмите любую часть его тела, и она отрастет обратно.
А теперь появилась Мари, чей золотой хвост был доказательством того, что боги пришли за ним. Эта странная женщина помогла ему сбежать, и теперь она собиралась…
Ее полные боли глаза смотрели на него с близкого расстояния, в их серебряных глубинах застыл ужас.
— Что ты со мной сделал? — она задыхалась, обхватив себя руками, в то время как чешуя продолжала покрывать ту часть ее кожи, которая кровоточила. Чешуя, казалось, выскользнула из-под ее кожи, как набор домино, который Сето однажды принесла ему много лет назад, когда она не была так жестока.
— Разве ты не этого добивалась? — он зарычал, отдергивая свой плавник от нее, когда девушка потянулась к нему, ее глаза отражали муку, которую она определенно только что испытала. Стон вырвался из ее горла.
— Я не… я не знаю, что ты имеешь в виду… пожалуйста, Эмброуз, что бы ты ни сделал со мной, — ее голос дрогнул, и Мари задохнулась, — останови это.
Его губы растянулись в усмешке, а грудь начала наполняться печалью. Он чувствовал, как колотится ее сердце, и не знал, объяснить ли это тем, что она, возможно, лжет ему, или просто переживает мучительную трансформацию.
Ее глаза покраснели, и она поднесла руку к щекам, словно ища слезы.
Она подавила рыдания и закрыла лицо руками.
— Пусть боль прекратиться.
Если бы она действительно была с богами, то не чувствовала бы этого. Они содержали в себе силы исцелять по желанию, и требовалось огромное количество повреждений, чтобы заставить их чувствовать боль, как она.