Особенно отчетливо это сходство проявляется при чтении «Крития». Не будем повторять примеры и цитаты, укажем лишь на одно обстоятельство. Согласно вышеизложенному, ядром всей системы «идеального» полиса является сословие воинов-стражей. Вот что говорит Платон об этом сословии, когда описывает это место и древнейших Афинах: «Но вот сословие воинов божественные мужи с самого начала обособили, и оно обитало отдельно. Его члены получали все нужное им для прожития и воспитания, но никто ничего не имел в частном владении, а все считали все общим и притом не находили возможным что-либо брать у остальных граждан сверх необходимого; они выполняли все те обязанности, о которых мы вчера говорили в связи с предполагаемым сословием стражей». Далее Платон еще несколько раз возвращается к проблеме социального строя древнейших Афин. Еще раз говорит о войске, освобожденном от занятия землепашеством, о том, что воины-стражи живут отдельно, в общих жилищах, и т. д. Указывает, что им категорически запрещается иметь золото и серебро, что в быту они должны руководствоваться принципом: между пышностью и убожеством. В конце же он утверждает, что «во всей Европе и Азии не было людей более знаменитых и прославленных за красоту тела и за многостороннюю добродетель души».
Таким образом, в целом картина ясна: если исходить из современных критериев, можно смело считать Платона представителем специфического историографического направления — «презентизма», сторонники которого убеждены в том, что история не имеет за собой объективной реальности и каждый исследователь может конструировать прошлое по своему усмотрению. Платону нужно было доказательство того, что проектируемый им государственный строй осуществим, и он смело сконструировал древнейшую историю Афин, сделав своих предков теми идеальными гражданами, которыми можно и нужно гордиться. Подобный подход к прошлому для греческой общественной мысли того времени — явление не исключительное. Отдаленное прошлое было известно плохо, и для нужд сегодняшней общественно-политической борьбы смело вторгались в него, черпая там аргументы для полемики с противниками. Свойственный античному обществу традиционализм, уважение к прошлому, искреннее убеждение в том, что в прошлом все было лучше, делал такого рода набеги на историю неизбежными. Например, уже бесспорно мнение современных ученых, что в греческой литературе конца V–IV вв. до н. э. существует три различных образа Солона (первого великого афинского реформатора), созданных представителями трех общественно-политических течений.
Платон, таким образом, не исключение, он выделяется лишь большей смелостью, заново творя практически из ничего древнейшую историю родного города, чтобы представить ее в виде аргумента в пользу пропаганды своих идей. Можно отметить помимо этой основной идеи целый ряд более конкретных положений, которые также являлись примерами «современности, опрокинутой в прошлое». Афиняне считали себя (отчасти справедливо) главными спасителями Эллады от завоевателей-персов в годы греко-персидских войн. Эта роль Афин стала аксиомой для каждого афинянина. И вот в картине далекого прошлого, рисуемой Платоном, Афины — организатор и глава союза народов, борющихся с вражеским нашествием. Только персы пришли с востока, а эти древнейшие враги, атланты, — с запада. В афинской политике V–IV вв. до н. э. Египет занимал особое место. Он был частью персидской державы Ахеменидов, но постоянно восставал против чужеземного владычества. Афины, преследуя свои интересы, неоднократно поддерживали борьбу египтян против персов. И у Платона эта конкретная ситуация его времени также переносится в глубокое прошлое (союз Афин и Египта в борьбе с Атлантидой, сходство политической и социальной структуры и т. д.). Эти примеры можно умножить, но думается, что и сказанного достаточно.
Теперь в соответствии с установленными нами фактами и общей концепцией трудов Платона мы можем попытаться определить место Атлантиды Платона в той общей картине далекого прошлого, которую рисует великий философ. Атлантида — противник Афин, и этим определяется все. Внимательное чтение диалога «Критий» легко может убедить в этом всякого, кто хоть немного знает основные принципы социального учения афинского философа. В Атлантиде воплощено все, что Платон считает пагубным для человеческого общества. И хотя некоторые исследователи называют миф об Атлантиде утопией, правильнее было бы назвать его антиутопией. Во-первых, эта страна — владение Посейдона, бога моря. Атлантида — морская держава, она раскинулась на островах, основа ее мощи — флот, она ведет широкую морскую торговлю. Для Платона же, как и для любого представителя «консервативного» направления в древнегреческой. общественно-политической мысли, море — враждебная стихия. Море для них — это синоним развития торговли, а торговля предполагает стремление к наживе, барышу, одним словом, всему тому, что исконно враждебно замкнутому земледельческому быту. «Идеальный» полис Платона — сугубо земледельческая страна, отгораживающаяся от моря.
Атлантида — страна богатства и роскоши, а это, с точки зрения Платона (да и почти всех греческих мыслителей того времени), пагубно для общества и человека. Человек должен довольствоваться немногим, простое, скромное существование, лишенное излишеств, — идеал человеческого общежития. «Ничего слишком» — это принцип не только античного искусства, но и общественной мысли того время ни. Атлантида, по мысли Платона, имела право на существование только до тех пор, пока жители ее ни во что не ставили свои богатства. Как только последние завладели их душами, Атлантида были обречена.
Атлантида — монархическое государство, что для грека уже арriori зло. Кроме того, в рассказе Платона присутствует еще один чрезвычайно показательная деталь: «каждый из десяти царей в своей области и в своем государстве имел власть над людьми и над большей частью законов, тем что мог карать и казнить любого, кого пожелает». Из дальнейшего рассказа выясняется, что единственные законы, которые стояли над царем, — это законы, регулировавшие взаимоотношения царей. Чтобы понять не только мысли, но и чувства, заложенные в этой короткой фразе, надо помнить отношении греков к закону. Для грека того времени «закон» — высшая ценность; например, в общественно-политической мысли греков единственным оправданием монархической власти служило лишь то, что царь был не самовластен, а свято соблюдал законоположения. Здесь же картина для грека просто ужасная: не только царь, но еще и самовластный царь, стоящий над законом.
Наконец, Атлантида — страна-агрессор, начавшая несправедливую, захватническую войну. Для Платона войны, ведущиеся не дли защиты границ родины и строя, а для захватов чужого, — абсолютное зло и этим воплощенным злом являются атланты, которых со крушили афиняне, носители светлого начала.
Таким образом, если взглянуть на Атлантиду под этим углом зрения, а только такой угол зрения здесь оправдан, ибо нельзя решать проблему Атлантиды (информация о которой содержится и творчестве Платона) вне общих идей философа, то мы неизбежно должны будем признать, что бóльшая часть информации, содержащейся в этих диалогах, имеет не реально историческое, а чисто идейно-литературное происхождение. Тем самым ставится под сомнение существование Атлантиды, во всяком случае, большая часть всех тех подробностей ее истории и культуры, о которых говорит Платон.
Наконец, необходимо отметить еще одно очень важное обстоятельство: Платон не боится лжи, если она, как он считает, приносит пользу. В «Государстве» он прямо говорит об этом, указывая на пользу даже очевидной лжи, ее «уподобления истине», раз уж «мы не знаем, как это все было на самом деле в древности». Платон и этом отношении совсем не одинок. Представление об относительности правды и лжи, об их утилитарном характере было широко распространено в Греции. Геродот писал: «Где ложь неизбежна, там смело нужно лгать…». Аналогичные мысли мы встречаем у Софокла и даже Аристотеля. Платон, создавая свой миф об Атлантиде, стремился, как он считал, к высокой цели, а в таком случае для него ложь извинительна.
Есть еще одна сторона проблемы Атлантиды, которая должна быть рассмотрена здесь. Большинство авторов, писавших об этой проблеме, с чистым сердцем принимают ту версию передачи сведений об Атлантиде (от египетских жрецов Солону), которую нам сообщает Платон. При этом как-то пытаются объяснить сравнительно мелкие неточности традиции (девять тысяч лет, например), забывая об основном — о том, что она в принципе невозможна.