Ольга вспомнила, что неделю назад Друтька был у нее дома и она угощала его, а он все допытывался, куда исчез ее родственник. Она сказала, что поехал к себе в деревню, на Копыльщину. А полицай, подвыпив, еще раза два спросил: «Так куда, ты говоришь, он поехал? В какую деревню?» А еще сказал так, будто между прочим: «Не копыльский у него выговор. Я при Советах всю Минщину объездил». Тогда Ольга не обратила на эти слова внимания, занятая другим: Друтька предлагал съездить с ним на его родину, в Червенский район. «На коне поедем, в возке. Как пани. Со мной не пропадешь. Будешь выменивать свое барахло под надежной охраной. Никто не прицепится. И выменяешь больше, ручаюсь. Сестра моя поможет. Люди у нас не скупые».
Заманчивое предложение. И Ольга думала, что стоит посоветоваться с Захаром Петровичем, как использовать поездку с полицаем, ведь ехать придется в нашу, партизанскую зону, так называл этот район старый подпольщик. Знала, на что надеется полицейский кот, но не боялась, верила, что насильничать не будет, не дошел еще человек до такого бандитизма; если бы дошел, то давно попробовал бы это сделать тут, в ее доме, соседей не побоялся бы, да и не дозовешься соседей, кто сейчас бросится на помощь? А Друтька вел себя так, что Ольга даже благодарна ему была: он как бы охранял ее от других полицаев и немцев; некоторые насчет ее и Друтьки отпускали соленые шуточки, и она с хитрой стыдливостью поддерживала эти шутки, во всяком случае, не опровергала: пусть думают, что она живет с Друтькой, не будут цепляться.
Теперь, вспомнив Друтькины расспросы, Ольга почувствовала, как ей становится холодно и под кожухом. Всплыло и еще одно: другие полицаи явно боялись тихого Друтьку. Нет, не безвинному вынесен приговор. Но она понимала Сашу. Ему, мечтателю, поэту, мягкому, доброму, предстоит совершить такое!.. Действительно, одно дело — немцы, пришельцы, оккупанты, палачи, тут война — кто кого! Но убить своего да еще знакомого...
Она уже знала, что это за люди, подпольщики. Они, конечно, захотят, чтобы все было по закону, безусловно, приговор написали. Наверное, перед казнью нужно будет прочитать его осужденному. Где? Как? Когда? Это не то что выстрелить из-за угла.
— Ну, простудишься же, — упрекнула Олеся таким голосом, будто только это сейчас и волновало ее. — Забирайся под кожух.
Он не послушался, только остановился перед ней, и Ольге показалось, что и во тьме она различает, как бледно лицо его — белее рубашки.
— Не жалей его, Оля. Это враг. Страшный. Опасный. Для всех нас.
— Я не жалею. Я помогу тебе.
— Нет! — решительно запротестовал Олесь. — Андрей против того, чтобы тебя втягивали в другие дела, кроме связи.
XI
У знакомого полицая Ольга спросила на рынке, где живет Друтька. Тот часа через два принес ей адрес домой, чтобы получить за это угощение. Чуть ли не силком выпихнув пьяноватого полицая, Ольга пошла к Друтьке.
Он жил на Пролетарской в трехэтажном доме. Если полицая не будет дома, рассчитывала оставить ему письмо — пригласить к себе, не сомневалась, что придет. Но Друтька сам открыл ей, хотя Ольга не сразу узнала его, не сразу даже разобралась, кто перед ней, мужчина или женщина. В длинном цветастом халате, в черной шапочке, в полосатых пижамных штанах, человек этот будто сошел в темноватый коридор с экрана немецкой кинокартины, которую она недавно смотрела; так посоветовал Захар Петрович, чтобы она ходила в кино и рассказывала ему, что там видела.
Узнала Друтьку — не удержалась, расхохоталась:
— А-а, Федорка, чтоб ты так жил! На кого ты похож?
Полицай немного сконфузился, застеснялся и минуту раздумывал, стоит ли такую гостью приглашать в комнату. Но тут же рожа его расплылась в искусительной улыбке, и он гостеприимно поклонился, как в кино, руками развел:
— Прошу, прошу, дорогая гостья!..
Из коридора вошли в светлую, с двумя окнами, комнату, и Ольга остановилась, пораженная.
Комната была загромождена, забита вещами. За всю свою жизнь мать и сама Ольга, работая, как каторжные, на огороде, таская выращенный урожай на рынок и без конца покупая одежду, вещи, не накопили и половины того, что находилось в полицейской квартире. Два стола, два дивана, мягкие кресла, комод из красного дерева, шкаф зеркальный — куда до этого ее шкафу, которым так гордилась старая Леновичиха!
Но больше всего бросались в глаза ковры на стенах, два огромных персидских, как их называли, с удивительными узорами ковра. Ольга на такие давно заглядывалась, мечтала купить, как только сама стала хозяйкой.