Дон Паламэд де Бивар и Карпио бросил гневный взор на шутника и снова принялся за еду.
— Вы знаете, в каком месте вам причиняет боль ваше седло, товарищ? Я вам сейчас скажу, — проговорил Змея. — Вам тяжело не то, что вы изменяете графине, которая вас мучит.
— А что же тогда? — спросил идальго несколько высокомерным тоном.
— Черт возьми! Да то, что вы изменяете ей, не извлекая при этом никакой пользы для себя!..
— В этом есть известная доля истины, — одобрил Смельчак.
— Ба! — продолжал Изгнанник, — неужели тут и в самом деле все сводится к тому, сколько Серебреников заплатят за это?
— Он предпочел бы золото, — смеясь сказал Золотая Ветвь, — оно не так марко и его легче унести.
— О! О! Отчего же вы не сказали этого сразу? Неужели вы думаете, что я имел намерение заставлять вас работать бесплатно?
— Я этого не говорил, — возразил флибустьер, черты которого разгладились.
— Всякий труд должен быть непременно оплачен. Я предполагал по окончании дела вручить вам тысячу франков как вещественный знак моей благодарности; если вы хотите, я могу отдать их вам хоть сейчас!
— Не думайте, пожалуйста, что я соглашаюсь только из-за денег.
— Еще бы, напротив! Я слишком хорошо знаю ваше бескорыстие и поэтому не могу иметь никаких сомнений на этот счет.
— Вы отдаете мне должную справедливость.
— Вот вам, мой друг, — продолжал Изгнанник, бросая идальго кошелек с деньгами, который флибустьер поймал на лету и тотчас же спрятал в широкий карман своих панталон, — возьмите пока это, а после дела, ну! если я буду вами доволен, я дам вам еще столько же… что же, теперь вы довольны?
— Я положительно в восторге! Ах, Жан-Поль, я не знаю никого, кто мог бы с вами сравниться; вы щедры, как вельможа! Вот теперь большая часть моего беспокойства и исчезла! Да, повторяю вам, вы щедры, как вельможа!
— Или как бандит!.. Говорите откровенно, не стесняйтесь, пожалуйста, — продолжал Изгнанник, смеясь, — в общем это почти одно и тоже. — А затем, принимая опять свой серьезный вид, резким голосом прибавил: — Но только помните, чтобы больше уже не было никаких отговорок, не так ли? Дело кончено! Я заплатил вам не торгуясь; вы принадлежите мне телом и душой. Больше я не желаю слышать никаких отказов! Вы будете действовать со мной откровенно и честно, иначе… вы знаете, какой у меня дурной характер.
— Это решено!
— Хорошо. А теперь, так как мы уже все поужинали, не мешает окончательно обсудить наши будущие действия… Мы это можем отлично сделать в то время, пока будем курить, — одно не мешает другому. Выслушайте же меня, господа!
Слушатели проглотили последний глоток водки, закурили трубки и пересели поближе к Изгнаннику, чтобы лучше слышать, что он станет говорить.
— Золотая Ветвь и вы, Смельчак, вы последуете за сеньором доном Паламэдом,
— начал Жан-Поль, — как это было уже решено: он проведет вас в дом, где вы будете держаться как можно тише до тех пор, пока не услышите первого выстрела. В доме только один мужчина, остальные помещаются в хижине в конце деревни, поэтому вам не придется преодолевать слишком больших затруднений. В особенности же избегайте, насколько возможно, пролития крови: не нападайте и довольствуйтесь только защитой, поняли?
— Вполне, — отвечал Золотая Ветвь, — ну, а капитан… Кто же освободит его?
— Не беспокойтесь об этом, другие взяли на себя заботу спасти его!
— Вы можете мне поклясться в этом?
— Клянусь вам в том моей честью! — отвечал Изгнанник таким тоном, который заставил солдата поверить ему, — и поверьте мне, мой милый друг, хотя меня и называют Изгнанником, на чести моей нет ни одного пятна, и никто не может сказать, чтобы я хоть раз не сдержал своего слова.
— Хорошо! Теперь я спокоен, ну, а вы сами? Что вы будете делать?
— Я буду тоже действовать, хотя несколько иначе, моя работа будет потруднее вашей. Ну, а теперь, раз все решено, пора отправляться, — добавил Изгнанник, взглянув на небо. — Луна взойдет через два часа; надо, чтобы все было кончено, по крайней мере, раньше, чем она покажется и осветит горизонт. Идем!
— Идем! — повторили четверо мужчин, вставая все разом.
Затем они покинули овраг и направились к деревне. Ночь была темна; они шли в одну линию и следовали за Изгнанником, который шел во главе маленького отряда, стараясь все время держаться таким образом, чтобы на них падала тень от деревьев.
Впрочем, надо сказать правду, риск, в сущности, был очень невелик: индейцы рано ложатся спать, живя в своих деревнях; в восемь часов вечера на улицах уже нет никого, каждый сидит у себя. Кроме того времени, когда одно племя воюет с другим, никогда не ставятся часовые и собаки, бродящие по деревне в большом количестве, являются единственными стражами. Но так как вообще собаки имеют привычку лаять чуть ли не всю ночь напролет без всякой видимой причины и единственно ради удовольствия производить шум, индейцы, хорошо знающие обычай своих четвероногих стражей, позволяют им выть сколько угодно и спят от этого еще крепче.
Итак, пятеро смельчаков могли надеяться, что если не случится ничего особенного, ничего непредвиденного, им удастся достигнуть деревни, не будучи замеченными.
Все произошло именно так, как они надеялись, хотя ради излишней предосторожности Изгнанник и заставил своих спутников сделать длинный обход, и они, скрываясь все время под защитой деревьев, добрались как раз до палисада, окружавшего деревню.