Кстати, о тельняшках. Эта трикотажная вязаная нательная рубашка с белыми и синими горизонтальными полосами в русском Военно-морском флоте появилась в 1862 году, официально была введена для ношения рядовым составом ВМФ в 1874 году.
Для моряков тельняшка — это не просто форменная рубашка. Это символ. Это «морская душа». Это особого рода полосатое знамя, которое никогда и нигде нельзя посрамить.
Но с какой стати появилась она в ВДВ? (Между прочим, десантников стали снабжать тельняшками с 1979 года. И они несколько отличаются от морских — полосы у них не синие, а голубые, под цвет неба.)
— Но ведь использовали же моряки парашют, — в ответ на мой вопрос с улыбкой ответил однажды бывший заместитель командующего ВДВ, мастер спорта, генерал-лейтенант в отставке Иван Иванович Лисов. — А долг платежом красен.
— А зачем морякам парашют? — усомнился я. — Прыгать за борт?
И тут боевой генерал рассказал мне, как впервые в Великой Отечественной войне воздушный десант применили под Одессой в сентябре 1941 года. Кадровых десантников на месте не оказалось. В добровольцы пошли моряки. В довоенное время многие из них занимались спортом, обучались в Осоавиахиме. Теперь полученные навыки пригодились. А иные, горя отвагой, пошли на святую ложь: сказались парашютистами, хотя раньше к парашюту близко не подходили.
22 сентября в 1 час 30 минут в районе 4–5 километров севернее Шицли с бомбардировщика ТБ-3 бросились в кромешную тьму 23 смельчака.
Именно о них рассказ писателя Леонида Соболева «Батальон четверых». И хотя это художественное произведение, в его основе реальные события и невыдуманные люди. Вот как это было…
«Этот бой начался для Михаила Негребы с прыжка в темноту. Вернее, с дружеского, но очень чувствительного толчка в спину, которым ему помогли вылететь из люка самолета, где он неловко застрял, задерживая других.
Михаил несколько секунд падал в кромешной темноте, пока наконец не решился дернуть за кольцо: это был его первый прыжок, и он опасался повиснуть на хвосте самолета. Парашют послушно раскрылся, и, если бы Негреба смог увидеть рядом своего дружка Королева, он подмигнул бы ему и сказал: «А все-таки вышло по-нашему!»
Две недели назад в Севастополе формировался отряд добровольцев-парашютистов. Ни Королев, ни Негреба не могли, понятно, упустить такого случая, и оба на вопрос, прыгали ли они раньше, гордо ответили: «Как же… в аэроклубе — семь прыжков». Можно было бы для верности сказать — двадцать, но тогда их назначили бы инструкторами, что, несомненно, было бы неосторожностью; достаточно было и того, что при первой подгонке парашютов обоим пришлось долго ворочать эти странные мешки (как бы критикуя укладку на основании своего опыта) и косить глазом на других, пока они не присмотрелись, как же надо надевать парашют и подгонять лямки.
Однако все это обошлось, и теперь Негреба плыл один в ночном небе, удивляясь тишине. Сюда, на высоту, орудийная стрельба едва доносилась, хотя огненное кольцо залпов поблескивало вокруг всей Одессы, а с моря били корабли, поддерживая высадку десантного морского полка (с которым должны были соединиться парашютисты, пройдя с тыла ему навстречу). В городе кровавым цветком распускалось пламя большого пожара, а там, где должен был приземлиться Негреба, было совершенно темно.
Впрочем, вскоре и там он различил огоньки. Это выглядело так, как будто смотришь с мачты на бак линкора, где множество людей торопливо докуривают папиросы, вспыхивая частыми затяжками. Это и была линия фронта, и сесть следовало за ней, в тылу врага. Он потянул лямки парашюта, как его учили, и заскользил над полем боя наискось.
Видимо, он приземлился слишком далеко от места боя, потому что добрый час полз в темноте, никого не встречая. Внезапно ему показалось, что кто-то схватил его за горло, и он с размаху нанес удар кинжалом. Но это оказался всего лишь провод линии связи. Негреба вынул из мешка кусачки и, ползком продвигаясь вперед, перекусил его в нескольких местах. Тут ему пришло в голову, что провод может привести к воинской части врага, где можно устроить порядочный аврал огнем из автомата.
Через час линия связи привела в бурьян. Всмотревшись в рассветную мглу, Негреба увидел трех коней и поодаль часового. Кони, почуяв человека, захрапели, и ему пришлось долго выжидать, пока они привыкнут. За это время Негреба надумал, что можно снять часового, вскочить на коня и помчаться по деревне, постреливая из автомата. Он медленно полз к часовому, держа в левой руке автомат, в правой — кинжал. Именно правая рука и провалилась в непонятную яму и тотчас уперлась во что-то мягкое. Его бросило в жар, и он замер на месте. Откуда-то из-под земли доносились голоса.