Воплощением невинности стояла я тогда перед открытыми воротами Атмора, в тот первый день, когда села на автобус в Лондоне и приехала сюда. Я не ожидала, что будет так легко пройти в ворота, но, приехав издалека, я все равно бы вошла на усадьбу, даже если бы там висела табличка, запрещающая вход.
В тот день я пошла по той же прямой дорожке, по которой шла сегодня, совершенно завороженная видом Атмора, греющегося в лучах летнего солнца. Лужайки были гораздо зеленее, чем когда-либо, клумбы цвели и были также более роскошными. Никто не остановил меня и не задал мне вопросов, но я не зашла так далеко, чтобы подойти к парадному входу и позвонить. Моя бабушка была дочерью деревенского викария, что едва ли давало право мне, ее внучке, вторгаться в Атмор.
На террасе никого не было. Я обогнула дом и очутилась в розарии сбоку от дома, где и обнаружила Мэгги Грэхем, которая была занята тем, что составляла букет из длинноствольных красавиц. Она увидела меня и приветливо улыбнулась. Я пробормотала свое имя и рассказала о своей бабушке и о том, как я выросла на ее рассказах об этих садах и парках.
— Стены старого холла все еще стоят, не так ли? — спросила я. — А окно часовни? Не могли бы вы… возможно ли… Я имею в виду, что через час отходит автобус, на котором я должна уехать в Лондон, и я…
— Конечно же, вы можете взглянуть, — охотно откликнулась она. — Проходите, я вас провожу.
Она почувствовала мое состояние, почувствовала, как мне неловко оттого, что я явилась непрошенной. Она поняла, что я получу большее наслаждение, если буду одна, поэтому подвела меня к дорожке, ведущей к тем местам, что я хотела посмотреть, и указала путь.
— И не забудьте о своем автобусе, — сказала она мне вслед. — Следующий отходит только завтра утром.
Я улыбнулась и кивнула. Ноги несли меня по дороге, по которой я часто совершала путешествие в своем воображении, будучи весьма романтичной девицей. Я воображала, что узнаю каждое дерево, мимо которого проходила, и, действительно, я увидела большую старую березу, о которой говорила бабушка. На ней были вырезаны инициалы давно забытых любовников, которые теперь оказались высоко над землей.
Дерево вызвало во мне чувство собственной незначительности. Оно напомнило мне очень ясно о том, что я должна торопиться совершить что-нибудь стоящее. Жизнь проходит так быстро. Где теперь эти любовники? Где был тот первый из Атморов, который обнаружил этот лес и построил в его глубине елизаветинский особняк, руины которого все еще прячутся в этих лесах?
Последний поворот дорожки — и вот совершенно неожиданно передо мной открытое пространство. Частично оно поддалось наступлению разрастающегося леса: зеленый ковер покрывал старые камни, груды выпавших кирпичей, почти скрывая их от глаз. И только там, где остались обгоревшие и разрушенные стены часовни, деревья, казалось, отступили, и только трава расстилалась подобно зеленому мягкому полу. Между разрушенных стен высоко вздымалась в небо, четко выделяясь на его фоне, огромная арка окна.
Зрелище было таким красивым, что я с трудом могла перенести его. Я ступила на зеленый ковер и села, скрестив ноги, на траву, так, чтобы я могла лучше рассмотреть замечательную арку, которую возвели здесь сотни лет назад те, кто знал толк в красоте.
Ни один камень из арки не выпал, и она, как и прежде, вздымалась вверх острием, в котором сходились ее дуги, чтобы затем, плавно закругляясь, опуститься вниз. За окном лес отступил на некоторое расстояние, так что я могла сидеть на травянистом полу и взирать сквозь окно на простор голубого английского неба. Я сидела так тихо, что птички подходили близко ко мне, прыгали по стене, и всюду вокруг меня раздавалось их пение. А так как я очень хотела услышать соловья, я была уверена, что особенно красивая песня, которую я слышала, была именно соловьиной.
Я сидела и слушала пение, и вдруг пролетел реактивный самолет, белым следом своим перечеркнув небо в проеме арки и таким образом как бы оставив подпись моего, настоящего времени на далеком прошлом. И это не казалось случайностью. Именно здесь особенно чувствовалась связь времен, что и подтверждал белый след на небе. Другие люди были здесь до меня и оставили свои отметины, свое наследие. Другие будут после меня, и если в моей жизни будет какой-то смысл, то они смогут извлечь из нее пользу, потому что я тоже жила.