Комната встретила нас шумом дождя. Кровать терялась в зеленом полумраке балдахина. Сквозь щели в окнах дул ветерок, и пламя свечей колебалось, отбрасывая длинные тени. Марк выключил лампу, оставив только свечи.
— Нашему привидению не нужна иллюминация, — сказал он.
В тот вечер я всем свои существом почувствовала настроение этой комнаты. Я почувствовала атмосферу отчаяния, пустоты и беспросветной безнадежности, и эти чувства стали моими собственными. Зная, куда я должна посмотреть, я подошла ближе к кровати и заглянула между свисающих драпировок. Действительно ли там было бледное, потерянное лицо, обращенное ко мне? Действительно ли запавшие глаза смотрели из этих зеленых теней? Внезапно я осознала, что мне здесь оставаться опасно. Мое счастье, сама моя жизнь были под угрозой, и я должна была убежать от этого мрачного зеленого бархатного царства как можно скорее. И если таинственное лицо смотрело на меня, то это было предзнаменование. Мистер Данкоум точно знал, что в отчаянии мы очень похожи.
Но когда я отвернулась от кровати, Марк схватил меня и прижал к себе, как бы желая унять мою дрожь. Сначала я воспринимала его просто как человека, утешающего меня в отчаянии. Все мои чувства сосредоточились на том, что я прислушивалась к самой себе, — ощущении, которое было всепоглощающим. Далекий звук открывающейся двери я сначала услышала каким-то внутренним слухом. Когда Марк сделал попытку заняться со мной любовью, я отбивалась от него почти механически. Как он мог предположить, что я захочу его, если я так любила Джастина! И только когда его губы прижались к моим, я начала по-настоящему отбиваться.
Совершенно внезапно, прежде чем мне удалось разомкнуть кольцо из рук Марка, он поднял голову, и я увидела, что он смотрит на дверь. Его взгляд точно сказал мне, что бы я увидела, если бы повернула голову. Но когда я совсем освободилась из объятий Марка, он прошептал мне в ухо, едва шевеля губами:
— Это твой шанс, дорогая. Это твой шанс заставить страдать Джастина тоже.
Он прижал свои губы к моим, а я стояла, не двигаясь под его поцелуем, ненавидя его, но преисполненная дикого желания причинить Джастину такую же боль, какую он причинил мне. Если он мог поехать к Алисии… Я обняла Марка за шею…
Джастин вошел в комнату. Не взбешенный, а надменный и совершенно холодный. Он испытывал не ревность, а отвращение. Когда Марк освободил меня, и я обернулась со вспухшими губами и горящими от гнева глазами, Джастин кивнул на дверь.
— Выйди, — сказал он мне.
Я думаю, даже Марк был слегка напуган, но я не осмелилась остаться, чтобы посмотреть, что там произойдет. Я всю дорогу бежала по темной галерее, вниз по лестнице, через библиотеку, теперь пустую, и, наконец, вбежала в комнату Джастина. Это всегда была комната Джастина и никогда — моя. Не задерживаясь в ней ни на секунду, я влетела в соседнюю маленькую гардеробную, где был шезлонг, в котором я любила дремать. Это место было, по крайней мере, мое, и я провела в нем всю ночь, не сомкнув глаз.
Джастин так и не пришел. Возможно, он уехал из дома обратно к Алисии, которая обычно была одна в Гровесэнде.
На следующее утро мне оставалось только одно. Я собрала свои вещи и сказала Мэгги, что уезжаю. Это было настоящим бегством, потому что я не могла смотреть в лицо Джастину. Я не могла дать никаких объяснений. Как я могла сказать: «Я играла с твоим братом, потому что хотела наказать тебя за ту боль, что ты причинил мне?»
Прежде чем уехать, я побродила по имению, осознавая мою трагедию все больше и больше, пока не поняла по-настоящему, какой бывает боль. Я со слезами попрощалась с Дейдри и Мэгги и поехала в Лондон, веря, что Джастин приедет за мной и каким-то образом поможет разрешить проблему, которую сама я разрешить не могла.
И вот спустя несколько лет я впервые отчетливо поняла по малейшей детали, что произошло здесь, и впервые ощутила тяжесть вины, как никогда раньше. Я знала из писем Мэгги, что визит Джастина в Гровесэнд был достаточно невинным. Алисия узнала о некоторых финансовых делах, в которые она оказалась вовлечена и которые шли неважно, и хотела спросить у Джастина совета. Он, естественно, не мог отказать ей, какими бы ни были ее мотивы. Джастину не повезло, что у него была жена, которая так мало верила в свои силы и так мало доверяла мужу. Я вздрогнула, как от холода, осознав свою вину, и пошла к окнам, чтобы закрыть их. Проходя мимо комода, я с любопытством посмотрелась в зеркало. Лицо мое не так уж изменилось по сравнению с тем, каким оно было три года назад, когда я впервые попала в Атмор. Я все еще выглядела удивительно молодо: юный овал лица, широкие карие глаза и мягкие струящиеся волосы. Но, все же разница была — в выражении глаз, в рисунке рта. С лица исчезло жизнерадостное выражение, исчезла непосредственность, которые и привлекали Джастина во мне. Глаза девушки в зеркале были более настороженными. Мне не понравилось то, что я увидела, но я не знала, как изменить то, что происходило со мной.