Тем временем на помощь мне пришёл Антонович. Своим массивным телом он, видно, собирался, просто-напросто, сбить самурая с ног, но не тут то было. Самурай как-то хитро извернулся, подставил соседу подножку, и тот запечатался в песок рядом со мной. Падение ему далось тяжелее, чем мне — Антонович не двигался.
— Я же тебя предупреждала, — застонала Миа, — это мои разборки. Зачем ты полез?
— Миа. Ты мне чем-то нравишься. Больше, чем крабы, бакланы и пингвины. Я не знаю, есть ли у вас такое… когда человек предан другому.
Самурай, сжав катану, медленно подходил ко мне.
— Миа. Я не верю в любовь, я не верю в доблесть. Я верю в человечность. А к тебе она у меня проявляется в особой форме. Я не знаю, как это назвать. Но если ты умрёшь, то и я о своей смерти не пожалею.
— Петя. У нас тоже такое чувство, как любовь, но никто не знает, что это. Но ты… такой порядочный… ты. — Она застонала. — Даже перед смертью я не могу тебе признаться в своих чувствах. Петя…
Дальше я уже её не слышал. Самурай прижал катану к моему горлу и что-то зашипел. Вернее, я так понял, язык у него такой был. Как у змей. Шипел что-то и говорил мне, хотя я ничего не понимал.
— Миа! — захрипел я.
В этот момент глаза самурая стали какими-то изумлёнными. Потом его катана перевернулась вокруг своей оси и вонзилась ему в горло. На меня хлынул поток крови, от которого я начал буквально захлёбываться. Моментом спустя участок кожи на груди самурая вздулся, порвался и из образовавшегося отверстия вылез угольно-чёрный конец заостренной палки.
Через плечо самурая я увидел белоснежную улыбку Пятницы.
Глава 15
— Матака. — произнёс Пятница втыкая катану в песок, чтобы очистить её от крови. Потом протянул её мне. — Ки! Качгар!
Я ещё весь в крови был и ничего толком сообразить не сумел. В чувство меня привёл хрип Антоновича. Слава богу — жив.
— Миа. Ты как?
— Жить будем. — Голос её стал таким, будто совсем ничего не случилось.
— Со мной или без меня? — я не сдержался, чтобы не съязвить.
— Петя! — Перебил меня Антонович. — Ты совсем дурак или это мне только кажется?
На самом деле я просто отходил от пережитого. Реальность была какой-то ватной. В первую очередь подскочил к соседу. Просто он ближе всех был. Хотя сосед уже пытался встать без моей помощи.
— Нормально. — Он оттолкнул мою руку. — За Мией лучше посмотри.
Миа оказалась вся в синяках. И это только то, что было видно на ногах и руках, не прикрытых полностью платьем. Что было под платьем, оставалось только догадываться.
— Сейчас отойду, — произнесла она, — он меня просто парализовал, когда услышал, что идёте вы.
— Это как ты меня, что ли? Слухом, я так понимаю, он тоже не обделён.
— Я тебя безбольно, а он, гад, так, чтобы я ещё пострадала, отчего и стоны издавала. Рассчитал всё так, чтобы вас привлечь и внимание по максимуму отвлечь.
— Что будем с этим чубриком делать? — Отвлёк нас голос Антоновича.
Я обернулся. Пятница по-прежнему стоял с вытянутой в руках катаной.
— Будем знакомиться! — уверенно заявил я и начал поочерёдно указывать на всех пальцами, произнося при этом их имена. Включая самого Пятницу.
— Са Пятицца! — Сказал на это подросток и ткнул себя пальцем в грудь. Потом как-то заливисто произнёс — Пикаи!
— Наверное настоящее его имя — Пикаи. — Предположил Антонович.
— Са Пикаи, — возразил Пятница, — Пикаи-и-и.
— Короче, говорить так переливчато мы не умеем, так что будешь Пятницей. — Заключил я.
— Са Пиетя, — подросток указал на меня. — Качгар!
— Может 'качгар' на их языке — это некое название народности, таких как ты. — Миа уже без особого труда поднялась на ноги и направилась к нам.
— Не знаю, — почесал затылок Антонович и указал мне на мою кочергу, которую я до сих пор сжимал в руках, — но мне кажется, что это слово напоминает мне слово 'кочегар'.
— Ма! — Закричал довольно подросток, будто что-то вспомнил. — Кочегар! Кочегар!
Я нахмурился и спросил, указав пальцем на соседа:
— Кочегар?
Подросток помотал головой:
— Антоновесч.
Я показал на Миу. Теперь нахмурился подросток. Наконец, ломая язык и что-то вспоминая, он сказал:
— Серебранае птицо.
И улыбнулся во всю широту своей белоснежной улыбки.