Глава 4
Проснулся я снова от чувства голода. Да что за дурдом. Может на Земле мой аппетит страдал какими-то расстройствами, а здесь, пройдя через болезнь, расцвёл. Да, и, похоже, что болезнь я перенёс. В свои тридцать лет. Почему? Столько вопросов на мою голову, а в помощь только незнакомка, гаечный ключ на шестнадцать, плоская отвёртка, десяток саморезов и мобильный телефон. Что ж — начнём с мобильника.
— Миа, — позвал я. Как ни странно, она до этого тихо спала в нескольких метрах от меня на голых кораллах. — Что у нас есть поесть?
— Сейчас ночь — обход по гнёздам я делаю по утрам.
— Я так понимаю, что сейчас нам нужно сделать обыкновенную верёвку. Из моей старой куртки. Но нам нечем разрезать кожу.
— Зачем тебе верёвка? — Миа проснулась и уставилась на звёзды.
— Я ж тебе говорил — птиц ловить.
— Ты их хоть видел?
— Нет.
— Вот и не мучай головы.
— Бля, — взъерепенился я, — я понимаю, что ты уже и себя и меня похоронила, я понимаю, что тебя достало жить впроголодь столько месяцев подряд, но я попытаюсь побороться, хочешь ты этого или нет.
— Чем бороться? — устало произнесла Миа, — руками? Мужским достоинством? Я прекрасно понимаю, чем всё закончится. Ты меня рано или поздно изнасилуешь и съешь. Изнасилуешь, потому что злость на ком то сорвать придётся, а съешь потому что… кушать будет хотеться.
Только теперь я понял, насколько она психологически угнетена. Ей было всё равно. Она уже подготовила себя к такому концу. Я не настолько супер психолог, чтобы прорубаться через такую глухую стенку. Обнять её и утешить? Очень большой вопрос, как она это воспримет. Другими словами, так я поступить боялся. Оставалось то, чего я боялся всю свою сознательную жизнь — стать для неё настоящим мужчиной, добытчиком, защитником… разрешителем проблем. Да и для себя тоже.
— Мобильник мой дай, — я не мелочился и голос мой был груб.
Она положила около меня мой мобильник, ключ на шестнадцать, саморезы и плоскую отвёртку. И одежду.
— Я так не могу, — она начала буквально рыдать, — делай со мной всё, что хочешь, но делай это сейчас. Давай закончим всё сейчас.
— Ничего я с тобой делать не собираюсь. Одна голова — хорошо, а два сапога — пара. Я обдумываю, как нам выжить.
— Интеллигент, — плюнула она и поднялась, — Прошлый был лучше. Он сразу меня изнасиловал. Это лучше, чем твои сопли.
— Прошлый!? — поднял бровь я.
Она промолчала.
— И его тоже не сожрали рептилии?
— Да, — наконец, подала голос она. — Я ухожу. Когда нужно будет, ты меня найдёшь.
Было слышно, как она расплакалась и исчезла в темноте.
— На хера тогда ты меня поила водой, когда я болел? — крикнул я в ночь, вспоминая "тропические ливни".
Ночь не ответила.
Я, конечное, козёл, но с рогами у меня всё в порядке. Она сама придёт, когда я налажу какой-нибудь быт. Это свойственно женщинам — они всегда тянуться к мужчинам, которые могут создать быт. Или его разрушить. Собственно, как женщина, она меня не привлекала — мне нравятся женщины с полными сочными ногами, большой грудью и широким тазом. Стоп! Какие-то гастрономические мысли у меня сегодняшней ночью.
Мобильник был "китайцем", и это хуже всего. Крышку я тупо выломал и начал рассматривать микросхему — никакой режущей кромки я не обнаружил. Шлейфами к микросхеме присоединялся стеклянный экран. Не мудрствуя лукаво, я отодрал шлейфы и в руках у меня оказался кусок стекла размером четыре на пять сантиметров. Осталось только его заточить. И тут я действительно столкнулся с проблемой. Всякий камень, взятый мной, рассыпался от прикосновения к стекло. Намного подумав, понял, что стекло заточить о камень мне удастся, максимум сколоть, но стекло было толщиной около полумиллиметра и сколоть его явно не выйдет. Ключ мне заточить тоже на вряд ли удастся слишком он толстый — за пару недель может это сделать можно, но, прежде я покалечу себе все руки или загнусь от холода. Сел и ещё раз внимательно осмотрел куртку — из всех металлических предметов на ней оказались только молнии и пуговицы-защёлки. Тут я вспомнил про джинсы. На задней стороне между шлёвок была нашита солидная железная бляха с эмблемой производителя. К тому времени, когда я расправился с нитками, которые её крепили к джинсам, рассвело.
Тянуло исследовать новые территории и, конечно же — поесть, но я решил, что важнее заняться делом — пока оно спорилось. Лишь после того, как я заточил эмблему — встал на ноги. Чтобы не заблудиться, решил идти вдоль ручья. Несмотря на ранее утро, солнечные лучи быстро набирали свою силу, а у меня и без того вся кожа пылала — вскрикивая от боли, я с трудом надел майку, подрезал джинсы, соорудив, таким образом, подобие шорт. Жутко болела только передняя часть тела, сказалось то, что лежал несколько дней на спине под открытым солнцем. От ручья, кстати, веяло поистине ледяным холодом, что немало облегчало мои страдания. Идти было, особенно босиком, практически невозможно — ландшафт представлял из себя какое-то дикое нагромождение неровных известняковых и коралловых глыб, размером от среднестатистического яблока до среднестатистического мамонта.