— Что ты сказал? — спросил Матаоа — Ты смеешься надо мной?
— Нет.
— Тогда что ты сказал?
— Ничего.
Тем не менее по глазам Тотаи и двух других мальчиков было видно, что это неправда. Нахеу в конце концов ответил:
— Ты будешь делать запруду, а тем временем Тотаи будет трогать Моеату.
Хаамару вместе с остальными разразился смехом. Мальчики постарше и молодые люди, чтобы обратить на себя внимание девушек и молодых женщин, обычно дожидались момента, когда родители, родственники и мужья были заняты своими делами далеко от деревни.
Матаоа хотел броситься на Тотаи, но овладел собой, взял острогу, подобрал рыб и позвал Хаамару:
— Пошли!
Его ровесница, девятилетняя Моеата, была единственной девочкой, которую он искренне любил. Этот Тотаи много болтает, но он ни разу не коснулся Моеаты и никогда не коснется, хотя бы потому, что она ему этого не позволит. Она рассердилась даже на Матаоа, когда он хотел дотронуться до нее. Но все равно Моеата предпочитала его всем другим мальчикам. Тем не менее по мере того, как Матаоа шагал, а рыба становилась все тяжелее и тяжелее, печаль мало-помалу проникала в его сердце.
— Ха! Прекрасные рыбы! — восхитился Викторина, рассматривая добычу, брошенную Матаоа на гравий перед кухней.
Пальцы Викторины ощупали дырку от остроги на боку питики:
— Прямо в середину! Какой ты ловкий!
— Лучше колоть в голову, — сказал Матаоа. — Тогда рыба остается целой.
Викторина, стоявший на коленях, поднял голову и посмотрел на мальчика. С какой твердостью и достоинством он говорит! Другие бы возгордились от такой похвалы. Во всей деревне нет равного Матаоа! Техина не права, укоряя Викторину в том, что он чрезмерно восхищает-. ся мальчиком и рискует сделать его заносчивым. Она слишком строга к нему. У Матаоа и на самом деле ясная голова.
Тем временем Матаоа думал лишь об одном: поскорее увидеть Моеату. Дети собирались играть в створки раковин, примет ли она участие в игре? Мальчики и девочки толпились на площадке. Там были Хаамару, Тотаи, Пунуа, Нахеу, Хитиа, но Моеаты не было среди девочек… Вот она идет! Матаоа взял горсть створок маоа[26] из своего панциря черепахи и побежал на площадку.
Игрой руководил Хитиа, мальчик десяти лет. Створки раковин бросали на расстояние десяти метров, они должны были упасть в круг, начерченный на коралловом песке аллеи, напротив магазина Ли Мина.
Пунуа крикнул: «Пять!», бросил — и его створка упала внутри круга.
— Пять! — объявил Хитиа.
— Десять! — возразил Пунуа, подбежав к кругу, чтобы проверить, на какую сторону упала створка.
— Десять! Десять! — смеясь согласился Хитиа.
По условиям, играющий должен был платить столько, сколько объявил, если створка падала в круг на свою выпуклую часть — это бывало значительно чаще, — и вдвойне, если на вогнутую. А вот Нахеу, игравший следующим, должен был отдать семь своих створок Хитиа, не считая той, что он бросил, объявив «семь». Нахеу сделал вид, что закрывает глаза. Он хотел показать, что способен, не глядя, попадать в цель. Сколько смеха было, когда створка упала вне круга! А как хохотали, когда Нахеу смошенничал и отдал Хитиа не семь створок, а только три, да к тому же бесцветных и тусклых, которые ничего не стоят, не то что свежие раковины ярко-зеленого, желтого и коричневого цвета.
Сначала смеялись над доверчивостью и рассеянностью Хитиа, который, казалось, не заметил и не заметит проделок Нахеу, а потом над ужимками и гримасами Нахеу, которому все-таки пришлось отдать недостающие створки.
Игра продолжалась долго. Проиграв все створки, Хитиа уступил место руководителя Тотаи. Матаоа, уже выигравший много, ожидал своей очереди и, когда она пришла, объявил:
— Десять!
Он прицелился, бросил — и его створка упала в круг на плоскую сторону. Какой красивый бросок! Почти в центр!
Матаоа не мог удержаться, чтобы не повернуться к Моеате, сидевшей в стороне на стенке из коралловых камней. Но она сделала вид, что ничего не заметила. Сама она постоянно проигрывала.
— У тебя еще есть чем играть? — спросил у нее Матаоа, после того как Тотаи вручил ему двадцать створок.
Она разжала ладонь:
— Только три.
— Ладно, играй на них: может, на этот раз выиграешь.
Она стала на линию и бросила. Створка не попала в круг. Рассердившись, девочка кинула Тотаи свои последние створки.
— Беги на риф, — крикнул тот ей, — и собери побольше перламутренниц, если хочешь продолжать игру. Но лучше сделай из них ожерелье, тебе больше подходит нанизывать раковины, чем целиться!
Моеата пожала плечами и отвернулась. Ее взгляд упал на груду раковин, лежавших у ног Матаоа. Она бросилась вперед и быстро схватила пригоршню створок. С не меньшим проворством Матаоа схватил ее за руку и заставил разжать ладонь.
— У тебя их много, дай мне тоже!
— Сначала надо попросить.
— Отдай!
— В другой раз, когда ты попросишь.
Моеата не уступала, стараясь вырваться от Матаоа, но он еще крепче сжал ее руку и слегка скрутил тонкое запястье. Боль заставила Моеату выпустить створки. Тогда, обидевшись, она схватила песок и бросила в лицо Матаоа, но он с такой быстротой нагнулся, что песок не задел его. Он прямо смотрел в глаза Моеаты.
— Берегись!
Моеата нагнулась, чтобы схватить еще горсть песку, но, посмотрев на Матаоа, разжала руку. Матаоа повернулся и направился к линии — пришла его очередь кидать раковины.
Игра в створки закончилась. Девочки прыгали через веревку, сплетенную из волокна молодой зеленой пальмы. Присев на корточки рядом с ними, Матаоа наблюдал за Тотаи и Ах Сином, младшим сыном Ли Мина. Они играли в переоно, игру, напоминавшую шашки. Этот Ах Син! Он непобедим! Какие быстрые и точные ходы, хотя кажется, что он никогда не спешит. У него уже есть одна ария (пешка, которой можно ходить во всех направлениях и брать все пешки противника) и еще семь пешек, в то время как у Тотаи осталось лишь пять из двенадцати, которыми располагал каждый из игроков. Таким образом, и на этот раз Тотаи был побит в два счета, так и не успев понять, как это случилось. Он продолжал сидеть на корточках, тщетно пытаясь собраться с мыслями.
— Будешь еще играть? — спросил Ах Син.
Тотаи покачал головой и поднялся:
— Я предпочитаю другую игру. Давай лучше метать копья.
Теперь пришла очередь Ах Сина отказаться. Маленький, худой и щуплый, он не отличался особой ловкостью.
— А ты что скажешь? — спросил Тотаи у Матаоа.
Казалось, он совершенно забыл, что утром обидел Матаоа; его голос звучал дружелюбно.
— Охотно, пойдем позовем остальных.
Хаамару, Хитиа, Пунуа, Нахеу и еще несколько мальчиков, игравших в шарики ати[27], последовали за ними на опушку кокосовой рощи, невдалеке от кладбища. Здесь было много свободного пространства, и мужчины в дни соревнований могли бросать копья на тридцать метров.
Брошенные в цель самодельные копья из веток с наконечниками, закаленными в огне, со свистом разрезали воздух. На расстоянии двадцати метров стояла мишень — столбик, а на нем кокосовый орех. У каждого метальщика был пучок копий, воткнутых в землю. Лишь немногие копья попадали в цель, и тогда соперники и зрители разражались приветственными криками. Нужно было обладать большим умением, чтобы пронзить копьем середину ореха, но требовалось еще большее искусство, чтобы попасть в верхушку.
Тотаи был в числе тех, кто не попал в орех ни разу. Тогда, по своему обыкновению, он стал паясничать, пытаясь таким образом убедить всех, что он и не старался попасть в цель и терпит неудачи из-за несерьезного отношения к игре. Впереди шли Пунуа, Матаоа и Туке. У Туке, мальчика одиннадцати лет, острота взгляда не уступала точности броска и сочеталась с физической силой, хотя последняя не играла в данном случае особой роли. Главное было прицелиться, найти нужное положение тела и сделать правильный бросок. Крепыш Тотаи не умел соразмерять свои усилия и расслабляться при броске: сила часто была ему даже помехой. Наоборот, хрупкий Хаамару с присущим ему изяществом делал очень красивые броски.