Как они и ожидали, Амбруаз направился туда, где в саду стояла уборная. Ночью, убедившись, что он крепко спит, они перенесли это небольшое сооружение далеко в кокосовую рощу. От уборной осталась лишь яма. Моргая на солнце глазами, Амбруаз в недоумении остановился перед ней. Ну и выражение появилось у него на лице! Невозможно было удержаться от смеха! Туке обеими руками зажал себе рот, а Матаоа кусал губы, чтобы не расхохотаться. Амбруаз с ошеломленным ви дом оглядывался вокруг, не узнавая своего сада, и, наверное, думал, что еще не протрезвел. В конце концов он тупо уставился в зияющую яму. Это было слишком. Мальчики прыснули.
Амбруаз услышал шум и обернулся. В трещине стены мелькнула мальчишечья фигура. Он все понял. Маленькие негодяи! Так поступить со старым фронтовиком! Значит, нельзя далее воспользоваться уборной? Вот как уважают председателя кооператива! Они думали посмеяться над ним! Ладно, они увидят.
Он демонстративно повернулся спиной к стенке, за которой прятались его преследователи, спустил свою набедренную повязку и присел на корточки, выставив на обозрение противнику свой толстый морщинистый зад. Ну, что? Кто теперь будет смеяться, он или эти маленькие болваны? Его охватил приступ старческого смеха, и он чуть не свалился в яму.
В это угро по дороге к Фареуа Амбруаз с неудовольствием обнаружил, что встречные приветствуют его очень сдержанно. Ему было не по себе от их насмешливых, а то и недружелюбных взглядов. Из какого-то окна до него донеслось: «Апатаки… Арутаки… Ошибка, только не со спиртом и пивом!» Затем послышался взрыв громкого хохота.
Однако Фареуа и члены совета семи, внимательно выслушавшие его, ничем не дали понять, что эта история с затерянными ящиками может хоть сколько-нибудь повлиять на их дружбу и уважение к нему. Легко критиковать тем, кто сидел дома и занимался своими делами. Может, они думают, что у них получилось бы лучше, будь они на месте Амбруаза? Конечно, нет. Разве не благодаря ему жители Арутаки обзавелись своим собственным кооперативом?
К тому же он прекрасно все объяснил. Ясно ведь, что ошибка произошла по вине оптовиков в Папеэте. Этот толстый китаец не понял того, что сказал ему Амбруаз, или передал приказание служащему таким образом, что поино[41] перепутал атоллы! Почему такой ошибки не произошло с напитками? Да потому, что они были закуплены у другого торговца, у попаа, который знал, что в архипелаг Туамоту входят атоллы со схожими названиями: Арутуа и Аратика… Такапото и Татакото… Потому что надо быть осторожным, как бы не спутать Апатаки с Арутаки. Таким образом, бутыли и ящики с напитками были погружены на нужное судно. Проверил ли Амбруаз, весь ли груз на борту? Конечно, что за вопрос! Оба груза: и спиртное, и продукты? Конечно, оба! Он спросил у грузового приказчика, погружены ли ящики для Арутаки?
— Да, — ответил приказчик.
— Всего тридцать ящиков?
— Около тридцати.
— А мешки с рисом и сахаром?
— Тоже есть.
— Так что же случилось? спросил озадаченный Фареуа.
— У этого судового приказчика все смешалось в голове, и он сосчитал ящики со спиртным вместе с мешками, тоже предназначенными для Арутаки… Но для Ли Мина!
Все было ясно. В конце концов, какой убыток принесло это жителям? Ждали же они столько времени кооператив! Придется им еще какой-то срок пользоваться услугами Ли Мина, зато в их распоряжении будут пиво, вино и спирт, распределением которых займется кооператив. Это очень важный вопрос, и его надо разрешить как можно быстрее, а потом уж вернуться к ящикам с продуктами, ошибочно засланным на Апатаки.
Проголосовали, что совет кооператива (в составе Амбруаза, Фареуа, совета семи и еще двух людей — Аману и Тикея) после обеда соберется в хижине Амбруаза.
На следующее утро, оказав необходимую помощь раненым, Темере почувствовал желание потолковать со своим старым другом Моссиу и отправился проведать его. Оба они были наиболеее горячими приверженцами учения Святых последних дней. Во что превратится это учение, если люди, управляющие Арутаки, не станут соблюдать-наставления? Что из этого может получиться? Как все, Моссиу еще вечером узнал о случившемся, но в устах Темере события приобретали особый смысл.
Какой скандал! Какой стыд! Эти люди из совета кооператива с Амбруазом и самим Фареуа пили почти всю ночь напролет! Обеспокоенные жены пришли к хижине Амбруаза, где все происходило. Что же сделали мужчины? Может, возвратились домой в сопровождении своих жен? Ничуть не бывало: они зазвали их и пригласили выпить.
— Это не запрещено, — твердили они. — Запрещено только продавать спиртное… А здесь что продается? Ничего!
Некоторые женщины дали себя уговорить. В конце концов все опьянели — и мужчины и женщины. Кое-кого стошнило, кто-то заснул в собственной грязи, поднялся сильный шум.
Возобновились старые, давно забытые распри. Посыпались упреки, обвинения, оскорбления. А потом и удары. Что сделала супруга Аману, обычно такая кроткая? Эта сильная толстая женщина, не долго думая, бросилась на жену Тикеи, которая не могла защищаться, и начала ее колотить! Что сделал Тикеи? Он стал между ними и грубо оттолкнул разъяренную фурию. Тогда Аману кинулся на Тикеи и принялся его бить. Тикеи получил ранение в голову, потекла кровь. Началась общая драка, все орали, как скоты! Фареуа и кто-то еще пытались прекратить баталию, но слишком поздно. Вот что делает выпивка с мужчинами и женщинами, обычно спокойными и мягкими… Пука[42]! Пука и ори[43]!
Моссиу покачал головой и долго раздумывал.
— Бог накажет их, — сказал он наконец. — Они знают, что не должны вести себя, как скоты.
Предсказание Моссиу частично сбылось. В течение нескольких месяцев, последовавших за дракой у Амбруаза, произошло больше преждевременных родов, несчастных случаев и смертей, чем обычно бывает за целый год. Темере, имевший склонность к душеспасительным речам, не раз предупреждал людей о том, что их ожидает, если они еще раз навлекут на себя гнев бога. Тавита, хотя и исповедовал другое учение, подтверждал слова Темере: поведение его односельчан было греховным с точки зрения обеих религий.
Однако не только те, кто предавался тогда у Амбруаза пьянству и участвовал в драке, отдавали дань божьему гневу. Расплачивались и невинные, как те двое новорожденных, что умерли один за другим за несколько дней. А с Аману произошел удивительный случай! Как тут не поражаться! Ведь не кто иной, как Туке, сын Тикеи, спас жизнь Аману. В какой-то мере этот несчастный случай — свидетельство того, что бог наказывает грешника, а затем являет ему милосердие. Аману был жестоко наказан, а потом прощен, ибо после несчастного случая он пошел к Тикеи, чтобы попросить извинения за то, что ударил его в пьяном виде, и поблагодарить за добро, сделанное для него сыном Тикеи.
Взволнованный Тикеи обнял Аману. Он преподнес ему красивый панцирь черепахи и, указав на еще свежий шрам на лбу, сказал:
— Ты только рассек мне кожу, но не поранил голову.
И показал на свое сердце:
— Там ты и вовсе ничего не поранил.
— Вот как должны поступать настоящие туамотуанцы, — заявил с удовлетворением вождь Фареуа на заседании совета семи, когда разговор коснулся смертей и несчастий, обрушившихся на Арутаки, и в частности случая с Амапу.
Аману поставил лодку подальше от волн, с силой разбивавшихся о внешний риф во время прилива, и нырнул с острогой за рыбой. Он наколол большого тону[44], но тот сорвался с острия и укрылся в трещине берегового сброса. Волны так разбушевались у рифа, что трудно было что-либо разглядеть, и сначала Аману не решался приблизиться к обрыву. Но в конце концов он отважился и увидел раненую рыбу. Чтобы достать ее, он проник в широкую щель в коралле, на дне которой лежал тону. Вдруг громадная волна подхватила Аману и бросила его на стенку. Тотчас он почувствовал страшную боль, как будто тысячи ножей пронзили его. Сердце его остановилось, и он потерял сознание.