Матаоа был потрясен обрушившимся на него несчастьем. Кто поймет и разделит его горе? Он играл с Маори, когда они оба были еще маленькими, он кормил щенка, заботился о нем, это был его лучший товарищ, более преданный и любящий, чем даже Хаамару. Слезы вновь навернулись на глаза Матаоа при воспоминании о том, как смотрел на него Маори после победы над акуленком, когда он поднял щенка, всего окровавленного, на руки. Маори, его собака! Он больше никогда ее не увидит!
Мальчик был потрясен, смерть раскрыла перед ним новую сторону человеческого существования. За несколько минут все изменилось. Какое счастье было бы вновь увидеть Маори! А раньше эта радость была доступна ему, как и многие другие радости, казавшиеся мальчику естественными и вечными. Теперь же весь этот знакомый с детства мир, который он считал незыблемым, мог рухнуть под ударом судьбы, таким же, как нападение акулы.
Маори бросился в море за рыбой, пораженной острогой своего молодого хозяина. Акула схватила его и утащила. И вот Маори нет, осталось лишь горе. Внезапно мысли Матаоа обратились к Моеате. Было бы еще ужаснее, если бы не стало ее! Он отбросил подушки и сел. Всегда ли он был добр к ней? Нет, совсем нет! И вдруг он с изумлением обнаружил, что она была самым близким для него существом. Ей он доверит свое горе.
Как хорошо он сделал, что прежде всего пошел к Моеате! Они вновь стали друзьями, даже более близкими, чем прежде! Только она одна нашла нужные слова, чтобы утешить его, и с какой нежностью она их произносила! А что сказали его родители? Техина упрекнула его в излишней чувствительности. Мато посмеялся, сказав, что рано или поздно другие собаки заменят ему Маори. Викторина предложил взять щенка, в то время как даже вид чужой собаки был для Матаоа невыносим. Соседи-старики сказали: «Лучше бы твоя собака попала в желудки к нам, чем в брюхо акулы». С этого дня Матаоа стал относиться к Моеате ласковее, чем прежде, и девочка была счастлива.
Спустя два месяца после открытия кооператива у него в наличности по-прежнему оставалось лишь несколько мешков копры, привезенных в первые дни, хотя должно было бы уже скопиться двенадцать или тринадцать тонн. Члены кооператива, обещавшие пойти на участок и собрать кто десять мешков, кто тонну, кто полторы, казалось, забыли про свои обещания. Некоторые ссылались на то, что Ли Мин потребовал заплатить по просроченным обязательствам. Им, видите ли, становилось стыдно, когда китаец приходил в хижину и напоминал о долгах. В конце концов разумнее было ликвидировать задолженность ему, а потом уже приступить к расчетам с кооперативом.
Поэтому «Ваинианиоре» увезла несколько мешков от кооператива и обычный большой груз от Ли Мина, у которого, впрочем, имелось в запасе еще несколько тонн копры, хорошо укрытой от дождя и непогоды. Что скажут оптовики в Папеэте, увидев, что нет ни перламутровых раковин, ни копры в уплату за товары, закупленные Амбруазом? Ну и что ж, торговцы подождут! Ведь не исчезнут же в один прекрасный день кокосовые пальмы и орехи с лица земли!
К тому же приближался сезон промысла перламутровых раковин. Сам Амбруаз не проявлял ни малейшего беспокойства, зато давние противники кооператива 80 начали шушукаться. Поговаривали, что Фареуа и несколько других членов совета, приходившие к Амбруазу почти каждый вечер якобы для того, чтобы обсуждать дела кооператива, на самом деле собирались там, чтобы выпивать. А не странно ли, что покупатели являлись в кооператив по два, а то и по три раза в день, забирали там разные припасы, а Амбруаз даже не открывал книгу, чтобы внести в нее стоимость продуктов? Быть может, он записывал долги потом, когда люди уходили? Во всяком случае, в их присутствии он лишь отпускал шутки, тяжело наваливаясь на прилавок, и даже не заглядывал в расчетную книгу. Впрочем, это было только к лучшему, ибо в его состоянии он мог записать на счет Теурунуи покупки Туке и наоборот, а то и удвоить сумму. Известно ведь, что у пьяного все двоится в глазах. А молодой Тероро, так называемый помощник Амбруаза? Ему бы следовало зваться не Тероро, а Моторо, ибо ночью он бодрствовал, а днем спал или занимался рыбной ловлей. Некоторым девушкам от него много чего перепадало. Ох уж этот кооператив!
Как показали последующие события, ему было суждено еще долго давать пищу для пересудов.
В тот единственный день, когда Тероро пришел в кооператив раньше первых клиентов, он увидел Амбруаза, распростертого поперек матраса. Неужели он еще пьян? Приблизившись, Тероро понял, что старику очень плохо, и сразу же побежал за Темере. Новость быстро распространилась, и вскоре у кооператива собралось много людей, ждавших, чтобы Темере сообщил о состоянии больного.
Лица у всех были печальные. Несмотря ни на что, Амбруаза очень любили. Односельчане опечалились еще больше, когда Темере вышел из хижины и движением головы дал понять, что скоро все кончится.
Старики зашли посмотреть на умирающего и, возвратившись, сообщили, что из его открытого большого рта вырывается хрип, а лицо пожелтело и казалось очень изможденным. За один только день он постарел лет на десять.
Амбруазу осталось жить лишь несколько часов. Но вот эти часы миновали, за ними и другие, день закончился, а смерть все не приходила. Возможно, она явится ночью. Фареуа распорядился, чтобы у постели больного остались дежурные. На смену первой женщине в середине ночи пришла другая. Она была стара и очень устала стеречь смерть, которая все мешкала. Ее сменила третья сиделка. Когда занялся день, она задремала в ногах больного. Вдруг она услышала, что ее окликают по имени, и открыла глаза. Амбруаз сидел на постели, зевал и потягивался.
— Так рано, а уже столько народу! А где Тероро?
Он поднялся и прошел к прилавку. Потом спросил с удивленным видом:
— Что это вы все уставились на меня?
Вдруг он поднес руку к сердцу и упал. Его отнесли на постель и опять отправились за Темере. Вся деревня собралась перед хижиной. Темере положил мокрую тряпку на грудь Амбруазу, а другую на лоб, от чего тот пришел в себя. Открыв глаза и увидев склонившегося над ним Темере, он не нашел ничего лучшего, как разразиться смехом!
— Объясни мне, наконец, что с ними со всеми происходит? — спросил он, указывая на народ, толпившийся в хижине и смотревший на него, как на тоупапау[47].
— Слушай, Амбруаз, слушай хорошенько: вчера ты чуть было не умер, ты был почти мертв.
Амбруаз посмотрел на Фареуа и понял, что Темере говорит правду.
Ты остался жив, но это чудо. А чудо не повторяется. Если ты еще хоть раз выпьешь спирту, вина или даже пива — тебе конец!
Каждое слово входило в Амбруаза, как удар остроги.
— Ты веришь в бога?
Амбруаз утвердительно кивнул головой.
— Так вот, подпиши голубой крест[48]. Но, смотри, один лишь стакан — и ты не только умрешь, но попадешь в ад!
— Голубой крест?!
Амбруаз произнес эту фразу с большим ужасом, нем Темере слово «ад». Быть может, дать богу такую клятву было для него равносильно тому, чтобы обречь себя на горение в аду при жизни. Больше он ничего не сказал, подавленный безрадостной перспективой доживать свой век без выпивки. Темере молча покинул хижину, но Фареуа продолжал уговаривать Амбруаза:
— Ты должен решиться! Я не хочу видеть, как ты завтра умрешь от того, что выпьешь, и никто на Арутаки не хочет. Но если ты откажешься подписать голубой крест и ввергнешь нас в пучину стыда и горя, то я соберу совет семи, как только выйду отсюда, и мы выгоним тебя из совета.
Жалобный стон вырвался из груди побежденного Амбруаза, и он заплакал, не имея сил сдержать слезы. Наконец он успокоился и сказал, что подпишет. Он попросил, чтобы пришли забрать оставшиеся напитки: пусть они не вводят его в искушение!
Амбруаз подписал голубой крест! Воистину на памяти людей Арутаки не было события более примечательного.
48
Голубой крест — организация религиозного характера. Подписать голубой крест означает: дать клятвенное обещание не пить спиртного.