Может быть, у Викторины изменится настроение, когда он увидит, какую огромную рыбу они с Хаамару сегодня выловили? Матаоа снова отправил Тену за Викториной:
— Скажи ему, что я поймал уруу, которая больше его самого, и что, если он не придет вечером ее готовить, я обижусь и больше никогда не буду с ним разговаривать.
На лице Викторины вновь появилась улыбка. Моссиу, лакомившийся частью головы уруы, рассказывал, как в старые времена туамотуанцы устраивали большие ловушки для рыбы, откуда можно было вытаскивать добычу сетями, не причиняя ей ни малейшего вреда.
Тогда было запрещено проливать кровь рыб под водой, будь то в лагуне или в открытом море: считалось, что акулы мстят за это, нападая на людей. Рыбьи кости и внутренности закапывали на берегу, в море их никогда не выбрасывали. Кости каждого вида зарывались отдельно, головами к лагуне. Татихи с татихи, паихере с паихере. Ведь и в родной стихии каждая порода жила отдельно. Рыбы были отдаленными предками человека. Когда-то их собратья покинули морские глубины и избрали себе иное местопребывание и иной образ жизни. Сколько всяких интересных вещей знал Моссиу! Он говорил, что раньше жителей Паумоту было в два раза больше, чем сейчас, и они были значительно сильнее теперешних людей. Тем не менее они никогда не дрались между собой, потому что не признавали насилия. Сам Моссиу презирал всякий вид насилия. Не удивительно, что трагическое событие, происшедшее несколько дней спустя после поимки уруы, повергло его в горестное уныние.
Мато правильно говорил: Теурунуи был на Арутаки единственным по-настоящему злым человеком. Из-за своей злости он сам погиб и жену погубил. Теперь уже поздно об этом говорить, но лучше было бы его уничтожить раньше, чтобы он не смог совершить свое преступление. Тогда бедная, ни в чем не повинная женщина была бы спасена. Однако кто властен над жизнью и смертью своего ближнего, даже если это всего лишь животное в образе человека? Не было нужды в показаниях очевидцев, чтобы составить себе представление о трагедии, которую все предвидели, но, увы, не могли предотвратить. Однако члены совета семи со вниманием выслушали рассказ Тоуиы, единственной свидетельницы всего происшествия.
Из своей хижины, расположенной по соседству, она слышала, что супруги спорят. По голосу Теурунуи она поняла, что он выпил слишком много пиа. Жена упрекала его в пьянстве и лени. Жену, мол, избивать у него сил хватает, а как раковины добывать — он сразу становится немощным. Другие мужчины трудятся в поте лица, чтобы обогатить свой дом, а он его лишь разоряет. Он пьяница и трус. Вдруг раздались ужасные крики и звук повторяющихся глухих ударов. Тоуиа кинулась на помощь. Дверь хижины была открыта. Теурунуи бил свою жену куском дерева, а та лежала на земле, тщетно пытаясь руками заслонить от ударов голову. Вскоре силы несчастной иссякли, в то время как Теурунуи ожесточался все больше. На шум прибежали двое мужчин. Один из них, старый Тимое, был вооружен острогой. Теурунуи встал на пороге своей хижины, осыпая их угрозами. Его лицо, обезображенное шрамами, искаженное злобой, являло собой ужасное зрелище. Тимое вошел и поднял женщину. Ее голова была размозжена, она была мертва.
— Ты убил свою жену! — крикнул Тимое. — Подлый убийца!
— Тебя я тоже сейчас убью! — прорычал Теурунуи. Он кинулся на Тимое с поднятыми кулаками. Тогда Тимое вонзил в него острогу, сначала в плечо, а потом прямо в сердце.
Вся деревня пришла на кладбище хоронить женщину. Теурунуи же двое его родственников закопали в землю вдали от деревни. Но даже они выразили сожаление, что реиры не избавили их от этого труда. Долго висела над деревней мрачная тень этого преступления. Подумать только, один из них был способен на такой поступок!
Спустя некоторое время кое-кто из стариков вслух заговорил о том, о чем другие только шептались. Даже Теурунуи должен быть похоронен на кладбище, с крестом на могиле. Каким бы преступником он ни был, все же он христианин и крещен. Кто знает, может быть, это реиры искусали его голову, повредили разум и сделали таким злым? Таково было мнение и Тимое. Тавита признался, что его также мучил этот вопрос. Итак, было решено перенести останки Теурунуи на кладбище. Пусть бог будет ему судьей!
Вот уже месяц Матаоа выходил на берег и всматривался в далекий горизонт, не движется ли там маленькая точка, которая могла оказаться всего лишь птицей, но могла быть также и долгожданной шхуной.
Возвращение тех, кто отправился на Хикуэру, стало главной темой разговоров среди оставшихся. Неужели они скоро увидятся со своими близкими? Более трех месяцев прошло со времени ухода шхуны. Ее ожидали со дня на день.
И вот наконец от хижины к хижине пробежал ребенок, кричавший: «Ваинианиоре»! «Ваинианиоре»!
Все бросились к берегу у входа в пролив и стали напряженно вглядываться в море, рукой защищая глаза от солнца. Ребенок не ошибся: это была шхуна.
Женщины, девушки и несколько стариков отправились за цветами типании для венков и ожерелий, которые обычно плели к приходу судна. Все торопили друг друга. Тоуиа собрала музыкантов, танцоров, певцов, и они принялись репетировать в тени доу. «Ваинианиоре» приближалась.
На носу стояли Мато и Техина! А позади Тао! Тоуиа начала петь, оркестр подхватил мелодию. «Ваинианиоре» вошла в пролив, замедлила ход и подошла к берегу. Взлетели перлини, корпус мягко коснулся пристани. Первой сошла на землю Тепора, за ней Тао, исхудавший, с обострившимися чертами лица. Матаоа, волнуясь, приблизился к матери, поднял руки и положил ей на плечи ожерелье, затем на голову венок. Они крепко обнялись. Техина нагнулась к Тене. Мато тяжело спрыгнул на пристань. Что с отцом? Он очень изменился. Машинально он обнял Матаоа, принял ожерелье и венок. Лицо его не выражало ни малейшего волнения, даже когда он обнимал Тену, Викторину и Моссиу. Матаоа посмотрел на мать и заметил напряженное выражение ее глаз. Молча все дошли до хижины.
Мато стал таравана.
Несчастный случай произошел три месяца назад. Весь день Мато нырял на глубину двадцати пяти — двадцати шести саженей. К вечеру Техина заметила, что вместо того, чтобы свистеть и петь для продувания легких перед погружением, он держится за брус балансира, не произнося ни слова и не двигаясь. «На сегодня хватит?» — спросила Техина. Мато не ответил. Вдруг он выпустил из рук балансир. Не схвати его Техина за волосы, он бы наверняка утонул. Техина пропустила веревку ему под мышки и позвала мужчин из соседней лодки. Когда Мато втащили в лодку, он упал навзничь и потерял сознание. Лишь на следующий день он пришел в себя. Когда наконец он открыл глаза и пошевелил губами, он не мог вразумительно объяснить, что с ним. Старые ныряльщики, пришедшие проведать его, лишь удивленно и печально покачали головами: даже Мато мог стать таравана.
Двое других мужчин также были поражены этим недугом, но не так серьезно, как Мато. Целыми часами сидел он молча и неподвижно, глядя вокруг себя отсутствующим взглядом. За столом, если он и вмешивался в разговор, то невпопад. Иногда он говорил сам с собой.
Матаоа не мог представить себе, что его отец надолго останется таким. Тао также очень изменился и похудел, но видно было, как он день за днем набирает силы. Мато тоже поправится. Два-три месяца отдыха — и он вновь станет прежним.
Еще больше его огорчало отношение Техины к отцу. Видно было, что он вызывал у нее лишь презрительную жалость. Мальчик замечал, с каким выражением его мать смотрела на Мато, который сидел на корточках, устремив неподвижный взгляд на море, и машинально играл куском сухого коралла. В ее глазах он читал досаду женщины, раздраженной слабостью мужа. Матаоа тягостно было это видеть, хотя временами Мато действительно вел себя как ребенок.