— Ты цветок лагуны!
Глава четырнадцатая
МАТАОА ГУЛЯЕТ
Через несколько часов шхуна прибудет на Таити. Остров был уже виден, ветер доносил его аромат. Аромат тиарэ. Матаоа казалось, что в его жилах пульсировала новая кровь. На двух палубах шхуны «Тенитии» размещалось сто человек, не считая экипажа! Когда море было спокойно, казалось, что шхуна совсем не двигалась, однако это было не так! «Тенитиа» совсем не походила на «Ваинианиоре»! Ни днем, ни ночью на ней не прекращалась жизнь. Можно было подумать, что люди здесь совсем не спят! Когда они отчаливали, помощник капитана принес двадцать гитар и мгновенно их распродал. Будь у него пятьдесят, ныряльщики, ехавшие в Папеэте, раскупили бы и их. Гитара стоила всего тысячу пятьсот франков, меньше, чем десять килограммов перламутровых раковин, как же ее не взять? Кругом звучало столько музыки и песен, словно на борту не двадцать гитар и даже не пятьдесят, а все сто! А каких людей встретил здесь Матаоа! Вчера он говорил с самим Тефау.
— Ну, как? — спросил Тефау. — Добыл несколько раковин?
— Семьсот килограммов в первой партии, тысячу триста пятьдесят во второй, всего более двух тонн. Но со мной произошел несчастный случай. А то бы я собрал килограммов на триста больше.
— Знаю, мне говорили. Это твой первый сезон?
— Да.
— Тогда ты рекордсмен!
Такой комплимент от самого Тефау! Он расстался с Матаоа, как если бы отныне считал его равным себе. Несколько раз Матаоа приглашали выпить, и он не решался отказаться и сказать, что его мутит от вина и рома. Вчера ночью, когда музыканты и певцы на носу наконец заснули, он наклонился над планширом и его стошнило.
Несмотря на большие размеры, «Тенитиа» маневрировала не хуже пироги. Она подошла к пристани, ловко вклинившись в небольшое пространство между другими большими пароходами. На палубе в толчее перед спуском кто-то тронул Матаоа за плечо. Он обернулся: Чанг.
— Завтра приходи, когда захочешь. Спроси в городе универсальный магазин Чанга около индо-китайского банка.
Матаоа кивнул. Потом они потеряли друг друга из виду, и Матаоа сразу же забыл об этой встрече. Он был ошеломлен и очарован открывшейся перед ним картиной. Гора, дома, учреждения, магазины, корабли на пристани. Два текущих навстречу друг другу потока автомобилей и велосипедов… Весь Папеэте был перец, ним как на ладони! Поставили сходни. Матаоа поискал глазами Тефау. Все его советы вылетели у него из головы. Вот он! Матаоа пробрался к ныряльщику:
— Куда, ты сказал, мне идти?
— К «Леа». Я буду там вечером.
ТолНа увлекла Матаоа к сходням. Он прижал к себе узелок с вещами и вскоре вместе со всеми оказался на берегу. Климат тут был совсем иной, чем на Туамоту. Люди садились в автомобили, опять звучали песни под аккомпанемент гитар. Перед Матаоа остановился большой открытый автомобиль красного цвета, куда красивее других. Из него вышел шофер, таитянин лет сорока, в соломенной шляпе из пандануса, украшенной ракушками. Матао подошел к нему:
— Возьмешь меня?
— Валяй садись!
Машина тронулась с места. Все могли видеть Матаоа, автомобиль был открытый.
— Тебе куда? — спросил человек за рулем.
— К «Леа».
— В бар «Леа»?
— Наверное.
— Это совсем близко, не хочешь ли сначала посмотреть город? Ты знаешь Папеэте?
— Нет, я здесь впервые.
— Откуда ты?
— С Арутаки.
— Ты нырял на Такароа?
— Да.
— Удачно?
— Если бы не несчастный случай, я взял бы две с половиной тонны, но и так я добыл более двух тонн.
— Нырять тяжело, я знаю: у меня есть братишка на Бора-Бора, ставший таравана.
Матаоа опасался, что в Папеэте его не поймут и он сам не сможет разобрать таитянские слова. Но пока все шло хорошо. Нужно было только слушать собеседника внимательно.
Какое это чудесное ощущение — ехать на машине и смотреть по сторонам! Водителя звали Тетуануи.
Матаоа увидел весь Папеэте от начала до конца и даже больше, потому что Тетуануи показал ему и окрестности города. Под конец Матаоа даже устал немного и был доволен, когда автомобиль остановился перед баром «Леа». Он предложил Тетуануи зайти с ним, оба они выпили у стойки свежего пива. Пиво им подавал человек по имени Маюри, туамотуанец, женатый на таитянке. Сам Маюри был с Хикуэру и тоже когда-то нырял за раковинами… Поэтому в баре «Леа» встречались все туамотуанцы, жившие в Папеэте или приезжавшие на время.
— Подожди, — сказал Маюри, — вот посмотришь, сегодня вечером здесь будет жарко!
Тетуануи рассмеялся и сказал, что ему надо работать.
— Оставайся, — попросил Матаоа. Он опустил руку в карман шортов, вытащил деньги и дал Тетуануи. — Завтра я получу деньги за раковины и дам тебе еще.
— Ты хочешь, чтобы я возил тебя все время?
— Да, оставайся.
Маюри проводил Матаоа на второй этаж, чтобы тот поспал на циновке.
— Можешь остаться здесь на ночь, если хочешь, — сказал Маюри, но предупредил, что вряд ли Матаоа удастся заснуть в эту ночь, да и в другие тоже. — Ведь июльские празднества — это июльские празднества, не так ли?
Тетуануи предпочел отдохнуть на заднем сиденье своей машины, стоявшей в тени навеса. Вечером Тетуануи разбудил Матаоа, и они поехали на прогулку. На одном повороте в автомобиль подсели девушки, смеявшиеся и болтавшие без умолку. Потом они вышли, а одна осталась. Но Тетуануи бесцеремонно предложил ей выйти, что удивило Матаоа.
— Это пукаруа, — объяснил Тетуануи. — Будь осторожен с ними: такая может наградить тебя болезнью.
Кругом заканчивали строить бараки для праздника, который должен был начаться через день. Более двухсот бараков, уверял Тетуануи. Некоторые из них уже были освещены не хуже магазинов, только разноцветными огнями. На площади, окруженной бараками, воздвигали колесо, в три раза выше домов. На нем были развешаны корзины, в которых могли разместиться более ста человек. Когда колесо приводилось в движение, корзины закрывали, чтобы люди из них не вывалились.
Тетуануи пригласил Матаоа к себе домой разделить семейную трапезу. Жилище его не походило на хижины Туамоту: построенное из досок и плетеного бамбука, оно освещалось электричеством. В доме было много крано<в, откуда текла вода. Если же воды не было, то можно было сходить на реку, протекавшую поблизости.
Тетуануи познакомил Матаоа с женой и двумя дочерьми и объяснил им, кто он такой, откуда приехал. Одна из дочерей, немного похожая на китаянку, как и мать, все время молчала. Другая, помоложе, то и дело смеялась, и Матаоа чувствовал, как между ними протягивается ниточка взаимной симпатии.
Тетуануи рассказывал о подвигах ныряльщиков во время июльских празднеств. В прошлом году его нанял огромный дьявол с Факарава или, быть может, с Пукаруха. Он давал ему по сто франков за каждый нажим на клаксон. Туамотуанец, катавшийся в другом автомобиле, захотел делать то же самое. Тогда пассажир Тетуануи сказал: «На каждый сигнал той машины отвечай двумя!» — и сунул Тетуануи пачку ассигнаций: «Валяй! Не давай себя побить!» Тетуануи рассказывал еще много всяких историй в этом же роде. В конце обеда младшая дочь, не сводившая глаз с Матаоа, явно стала искать повода сказать ему несколько слов наедине, но ей это так и не удалось.
Тетуануи отвез Матаоа к «Леа». В глубине зала оркестр из гитар и укулеле исполнял мелодии туамоту. Здесь было кому их слушать и петь: Матаоа сразу заметил ныряльщиков с Такароа. Некоторые уже были пьяны.
Вот явился Тефау. Он вынул из кармана тысячные билеты и наколол на гвоздь в стене около стойки. При виде Матаоа он обратился к нему, дружески улыбаясь. Глаза у него были красные, он немного опьянел.