— Ящик для всех! — закричал Тефау. По знаку Маюри два человека принесли ящик пива и раздали всем бутылки. Матаоа получил свою бутылку, Тетуануи тоже.
— Еще ящик! — вновь прорвался сквозь возрастающий шум голос Тефау. Принесли второй ящик. Маюри снял с гвоздя тысячефранковый билет. Одна женщина поднялась и начала танцевать тамуре. Мужчины за ее столом с грохотом отодвинули стулья и тоже пустились в пляс. Оркестр играл все громче, убыстряя темп, другие женщины и мужчины вступили в круг. Тефау заказал еще ящик пива. Матаоа выпил. Одна женщина танцевала перед ним, он смеялся и танцевал с ней. Потом он возвратился к стойке и выпил. Тетуануи спросил, не желает ли он поехать в другое место.
— Нет, — ответил Матаоа, — здесь хорошо, — и выпил еще. Тетуануи хотел было уйти, но Матаоа не отпустил его. Пусть остается! Матаоа пил, танцевал и снова пил.
На следующее утро Тетуануи разбудил Матаоа, который провел ночь на циновке на втором этаже. Другие туамотуанцы спали рядом. Автомобиль поехал по набережной, морской воздух освежал Матаоа. Тетуануи затормозил, и они пошли пить кофе с булочками на террасе кафе на берегу лагуны. Затем Тетуануи отвез Матаоа к парикмахеру. Пока старый китаец брил и стриг Матаоа, он рассматривал фотографии на стене, изображавшие смеющихся молодых китаянок с голыми ногами и плечами, в грациозных позах. Потом они поехали за город. Матаоа нравилось все, что он видел, и самая езда в автомобиле доставляла ему удовольствие. В неподвижной, как масло, лагуне вода была голубая в отличие от сине-зеленых лагун Туамоту. По краю дороги и на берегу мелькали красивые большие хижины. Все радовало глаз. Но Тетуануи был прав: красивее всего был остров Муреа.
В полдень Матаоа и Тетуануи поели в китайском ресторане у рынка, недалеко от стоянки грузовых машин. Затем Тетуануи отвез Матаоа к Чангу. Это уже был не тот Чанг, что на Такароа. Одетый в темное, он отдавал приказания многочисленным служащим своего большого магазина, полного товаров. Он дал Матаоа подписать бумагу, затем вручил ему условленную сумму и тотчас же возвратился к другим делам. Матаоа хотел положить деньги в карман шортов, но они туда не вмещались. Пришлось попросить у служащего кусок бумаги и. завернуть в него около половины полученных денег. Минуту он раздумывал: куда их теперь деть? Прежде всего он даст пачку Тетуануи, ожидающему его снаружи, затем купит кое-что из одежды, а большую часть оставшихся денег отдаст на хранение Маюри. Так он и сделал. Маюри запер деньги в маленький сундук, а Матаоа отправился отдыхать после обеда.
Матаоа открыл глаза. Наступил вечер. Маюри сказал, что он может помыться во дворе, около уборных. Матаоа поднялся и пошел к крану. Раздались первые аккорды музыки. Матаоа надел купленные утром шорты и рубашку, спустился на первый этаж и выглянул на улицу. Автомобиля не было. Он вошел в зал, но Тетуануи и там не было… Матаоа ощутил раздражение и беспокойство, ему стало не по себе, он почувствовал себя одиноким. Маюри разговаривал с двумя женщинами, не обращая на Матаоа никакого внимания.
Начали приходить люди. Оркестр заиграл громче. Появилось несколько человек с Такароа. Вот Моана, Тефау… Матаоа вспомнил, как вчера вел себя Тефау. Он сунул руку в карман шортов, вытащил пачку денет и наколол их на гвоздь.
— Ящик для всех! — приказал он Маюри и был немного разочарован, когда Маюри, не глядя на него, отдал распоряжение одному из служащих. Матаоа откупорил одну бутылку для Моана, другую для Тефау, третью для себя. Музыканты тянулись со своими бутылками к их группе. Матаоа почувствовал себя счастливым и гордым. У Моана бутылка уже была пуста наполовину, у Тефау — на три четверти.
— Еще ящик! — крикнул Матаоа.
Теперь в баре собралось много народу.
— Еще один!
Моана хотел тоже заказать ящик, но Матаоа опередил его и вытащил деньги. Он положил руку на плечо Моана и сказал, что обидится, если тот вздумает платить. Моана засмеялся.
— Маюри, давай! — очень громко закричал Матаоа. Они выпили.
Дирижер оркестра то и дело поворачивался к трем мужчинам у стойки. «Спасибо за пиво, — говорили его глаза. — Что сыграть для вас?»
— «Э Мекое!» — вдруг крикнул Матаоа, и музыканты наклонили головы в знак согласия. Оркестр начал играть песню, заказанную Матаоа. Матаоа подпевал: «Э Мекое, Мекое, Мекое…» Королева песен!
А вот и Тетуануи! Матаоа уже забыл, что сердился на него. Он обнял Тетуануи за плечи.
— Ящик пива для Тетуануи!
Они выпили. Рядом с ними оказались женщины. Они тоже хотели пива.
— Ящик! — приказал Матаоа.
— Пойдем в другое место, — предложила женщина, выпив пива.
— Куда? — спросила другая.
— В «Куин’с».
Третья женщина поддержала ее. Матаоа и здесь чувствовал себя хорошо, но, с другой стороны, у него ведь был автомобиль. II он сказал, даже не советуясь с Моана или Тефау:
— Пошли туда все!
Они вышли из бара и сели в автомобиль. Одна из женщин уселась Матаоа на колени. Кожа у нее была горячая. Когда автомобиль тронулся, она упала на Матаоа. «Куин’с» был совсем рядом, но Матаоа скомандовал:
— Сделай большой круг, покатай нас.
Тетуануи повез их к баракам, где народу было совсем мало, и возвратился в «Куин’с». Там, наверное, собралось не меньше тысячи человек. Духота была ужасная! Как проложить путь сквозь толпу танцующих? Столики везде были заняты. Но вот один освободился.
— Ящик пива! — приказал Матаоа.
— Здесь не подают ящиками. Каждому по бутылке?
— Да, и вторую тотчас после первой!
Тут внимание Матаоа привлек один из танцоров на площадке. Без сомнения, это был Викторина! Как он изменился! Постарел и обрюзг! Матаоа сделал ему знак, но тот не обратил на него внимания. Опьяненный музыкой, он как будто спал на плече своего партнера. Ну и Викторина! Столько народу, что к нему не проберешься. Матаоа выпил. Сейчас он все-таки пойдет и поговорит с Викториной! Здесь не так уж хорошо. Слишком много людей, и музыка ему не нравится, совсем не то, что в «Леа». Лучше вернуться туда.
Женщины захотели остаться, а Моана и Тефау тоже решили вернуться в «Леа». Матаоа оставил деньги на столике, и мужчины ушли. Матаоа слегка захмелел. Воздух немного освежил его. Наконец они снова в «Леа»! Здесь хорошо!
Матаоа заказал не один, а два ящика пива. Маюри взглянул на него с улыбкой. Матаоа почувствовал себя счастливым.
На следующий день начались июльские празднества. Всюду висели флаги, улица и набережная казались черными от народа. Автомобиль теперь был ни к чему. Даже военный корабль был украшен не хуже других судов у пристани. Мужчины и женщины соревновались на лодках, но из-за голов людей ничего нельзя было разглядеть. Смотреть гонки собралось не меньше пяти тысяч человек! Затем состоится двухчасовой парад. Сначала пройдут под музыку одинаково одетые парни и девушки, за ними солдаты и моряки, проедут автомобили и мотоциклы.
Наступил полдень. Матаоа пообедал с Тетуануи в бараке, где им подали блюда из сырой рыбы, а также поросенка, запеченного в таитянской печи. Правда, Тетуануи сказал, что поросенка запекли просто в кастрюле, а не в традиционной печи, но в конце концов не все ли равно? Все бараки были забиты людьми.
Потом они стреляли из ружья в картон с черной точкой в центре, от которой расходились красные круги, сначала маленькие, а потом все больше и больше. Матаоа заключил пари с Тетуануи и почти все время выигрывал, хотя впервые взял в руки это оружие, казавшееся ему слишком легким. Они стреляли также по стеклянным трубкам, разлетавшимся вдребезги, по мячам, по маленьким куклам на веревочках: кто перебьет веревочку — получает куклу!
В некоторых бараках бросали мячи в поставленные одна на другую банки с консервами. Там тоже можно было кое-что выиграть, если свалить все. Была и лотерея, в которой разыгрывались всякие полезные вещи и даже маленький поросенок. Зазывалы, паясничая, уговаривали купить билет. Крутилось колесо, каждый надеялся выиграть… И действительно, иногда кое-кто выигрывал. Матаоа крутил колесо раз сто и каждый раз брал билет и для Тетуануи. В конце концов они выиграли две кастрюли, набедренные повязки и другие нужные вещи для семьи Тетуануи. Они ходили из барака в барак и в каждом играли, пили, ели сладости… Потом они катались на большом колесе и ходили в кино, где Матаоа узнал киномеханика с Такароа. Показывали фильм, который Матаоа уже видел, но он был доволен, фильм ему нравился. Когда они вышли из кино, наступила ночь.