Впрочем, улицы были залиты светом. Всюду играла музыка, в бараках танцевали. Поужинали Матаоа и Тетуануи не там, где они обедали, а в новом месте.
Теперь надо было торопиться на большой отэа — самый важный танцевальный конкурс года. Несколько тысяч людей собрались на широкой площади, освещенной гирляндами цветных электрических лампочек. Прибыл первый танцевальный ансамбль, барабанщики и другие музыканты, мужчины и женщины, одетые одинаково. У каждой группы танцоров были костюмы другого цвета и покроя. Руководитель ансамбля, в большой шляпе, по обычаю отвешивал поклоны губернатору всей Полинезии[69] и другим начальникам — попаа и таитянам, сидевшим на помосте с трехцветными флагами. Какой голос был у руководителя! Какой рост! Он наверняка весил более ста тридцати килограммов! Вот это мужчина! Кончив кланяться, он возвратился к своей группе и сделал знак рукой. Зазвучали барабаны. Мужчины и женщины выстроились посреди площади в две линии, одна против другой — и танец начался. Все зааплодировали. Матаоа, захваченный музыкой и ритмом движений, невольно двигался в такт танцу.
Второй выступала группа с Раиатеа. Танцоры щеголяли еще более красочными костюмами. Рисунок их танца был совсем иной. Затем вышли люди с Бора-Бора, тоже в великолепных костюмах. Одна из танцовщиц приблизилась к помосту губернатора. Она танцевала так хорошо, что толпа, во власти танцевальных мелодий, кричала от восторга. Одна группа танцоров сменяла другую без минуты перерыва. Как только ансамбль заканчивал выступление, звуки барабана вызывали на площадь новых танцоров.
Шли часы. Матаоа не замечал, как летело время. Они с Тетуануи пошли в бараки, пили там и танцевали, а затем возвратились в «Леа». Матаоа сейчас же заказал несколько ящиков пива. Здесь были Моана, Тефау и другие ныряльщики с Такароа, народу — не протолкаться. Матаоа пил бутылку за бутылкой и вскоре захмелел. Все отправились в бараки. Там Матаоа также заказал несколько ящиков пива. Несколько раз он танцевал с одной и той же девушкой, она все время находилась рядом с ним, ни на минуту не покидая его. Один мужчина пригласил ее танцевать, но она отказалась. В конце концов Матаоа оказался с ней в автомобиле Тетуануи, они куда-то ехали, потом остановились, вышли, и девушка потянула его за руку. Они оказались перед хижиной на берегу лагуны. Светало. Тетуануи сказал, что позже приедет за Матаоа к этой хижине, и Матаоа позволил девушке увести его.
Он упал на кровать и заснул. Пробудившись, он увидел рядом девушку, но не мог вспомнить, кто она, и хотел тут же уйти. Девушка рассердилась и потребовала, чтобы он остался. Матаоа сказал, что должен подождать своего друга, который отвезет его на автомобиле в Папеэте, но вид голой девушки пробудил у него желание, он на мгновение вспомнил Моеату, но в конце концов не выдержал и привлек девушку к себе.
Приехал Тетуануи и просигналил клаксоном. Приближался вечер. Девушка оделась и собралась идти с Матаоа. Он не хотел, чтобы она ехала с ним, но не подал виду. Они возвратились в бараки и все вместе поужинали. Девушка — ее звали Моререва — все время прижималась к Матаоа и тащила его танцевать. Ему было неловко, он хотел от нее избавиться, но не знал как. Наконец он сунул ей в руку деньги и пожелал хорошо провести время. Она рассердилась, но что толку? Матаоа с Тетуануи отправились в «Леа».
Матаоа больше не считал ни дней, ни ночей, ни девушек, которых в автомобиле возил в бар «Леа» или в другие места, где всегда было полно народу, где царили шум и музыка. Он больше не задумывался. В водовороте праздничных дней смешались тысячи лиц и событий. Иногда в его затуманенном мозгу всплывали воспоминания об Арутаки, но они мгновенно отступали под напором новых впечатлений. Матаоа не помнил, когда и где он засыпал. Чаще всего он просыпался на циновке, на втором этаже в «Леа». Ему хотелось поспать еще, но праздник, здесь, совсем близко, звал Матаоа.
Стоило ему выпить, как усталость исчезала. Он пил, танцевал, катал в автомобиле каких-то людей.
Теперь его знали всюду: Матаоа с Арутаки, великий ныряльщик. Некоторые, завидев его, подходили и говорили, что тот или иной человек сказал, будто в будущем сезоне Матаоа станет лучшим ныряльщиком во всей Полинезии. Недаром в свой первый сезон он сравнялся или почти сравнялся с лучшими из лучших — с Моана или Тефау. Матаоа был горд и счастлив. Он заказывал пиво для этих людей и пил с ними.
Однажды вечером Матаоа попросил у Маюри новую пачку денег. Кругом было много народу, стоял шум. Маюри что-то сказал Матаоа, но тот не обратил на его слова внимания. Он дал часть денег Тетуануи, а остаток наколол на гвоздь и, как обычно, заказал много пива.
На следующий вечер в «Леа» было не так людно. Говорили, что праздник подходит к концу. Матаоа попросил денег у Маюри, но тот покачал головой:
— Разве ты не слышал вчера?
— Что?
— Я отдал тебе твои последние деньги.
— Больше не осталось?
— Нет, все.
Матаоа опустил голову. Он порылся в карманах и нашел там несколько банкнотов, но по сто, а не по тысяче франков. Он задумался. Приехал Тетуануи. Матаоа сказал, что у него больше нет денег. Тетуануи предложил Матаоа и Маюри выпить, а затем уехал. Пришли Тефау и Моана с девушками. Матаоа было стыдно признаться, что у него не осталось денег, он поднялся на второй этаж, лег на циновку и заснул.
На следующий день Матаоа пошел к Чангу. По дороге он вспомнил, что обещал Моеате привезти швейную машину. Чанга не было. Служащий объяснил Матаоа: «Ваинианиоре» отплывет на Арутаки через четыре дня. Возвратился Чанг, но такой суровый и озабоченный, что Матаоа не отважился просить у него денег. Он отправился на «Ваинианиоре», пришвартованную к пристани. Помощник капитана сказал, что проезд до Арутаки стоит шестьсот франков. Матаоа постыдился признаться, что у него их нет. Он возвратился к Чангу и попросил тысячу франков. Чанг пристально посмотрел на него, а затем спросил, что он сделал со всеми своими деньгами. Матаоа ничего не ответил. Чанг дал ему подписать бумагу: Матаоа обязуется уступить Чангу весь свой улов в будущем сезоне по цене, которая установится к тому времени. В качестве аванса Чанг выдал Матаоа тысячу франков.
Обрадованный Матаоа потратил шестьсот франков на покупки: гребенки, голубое мыло, две красивые набедренные повязки, бутылка монои[70] для Моеаты, вязаный костюмчик для Ириа… Он отправился за вещами, оставленными в «Леа» на втором этаже, попрощался с Маюри, пошел на пристань и сел на «Ваинианиоре».
На Арутаки только и говорили, что о возвращении Матаоа. Подробности стали известны от помощника капитана «Ваинианиоре». В распоряжении Матаоа днем и ночью был большой автомобиль, он заказал более ста ящиков пива в «Леа» и неизвестно сколько еще в бараках и других местах! Ну и поездочку он себе устроил! Весь остров гордился им. Сам Фареуа выразил Матаоа свое восхищение, похлопав его по плечу:
— Ты настоящий ас!
Правда, кое-кто намекал, что он уж слишком много позволил себе в Папеэте, но скорее всего так говорили из зависти. Пусть соберут сначала, как Матаоа, две тонны раковин, а тогда уже говорят. Или он тратил чужие деньги? В Папеэте он всем показал, каковы ныряльщики с Арутаки. Пусть не думают, что туамотуанцы умеют лишь поедать оири и собак, утопленных в мешке, что они дикари! Матаоа парень не промах!
Конечно, этого не скажешь при взгляде на его серьезное лицо. Кто бы подумал, что он способен на такое? А с другой стороны, сколько людей много говорят и ничего не делают? Иные же, вроде Матаоа, не очень-то разговорчивы, но зато действуют решительно. Проявил ведь он характер, когда Техина не хотела, чтобы он женился на Моеате! Может, он тогда поднял шум, кричал, жаловался или, на худой конец, покорился? Ничуть не бывало! Тапуни! Вот что он сделал! А теперь кто его жена, если не та же Моеата, которая родила уже Ириа и скоро родит еще ребенка, а потом еще?