По Тотаи никак не мог смириться с тем, что его обошли и предпочли поставить на столь высокое место менее достойного, по его мнению, человека. Хотя Тотаи занимал видное положение среди членов совета семи, оно его не удовлетворяло. Он представлял оппозицию, которая всегда должна существовать внутри совета. Кроме Тотаи с особым мнением неизменно выступал Тао, считавший себя рупором господа бога. Но если к его мрачным пророчествам все относились с опаской, то к возражениям Тотаи прислушивались с интересом.
К сожалению, Тотаи под предлогом обсуждения дел атолла часто пытался свести личные счеты с Матаоа и забывал о высокой миссии совета семи. В таких случаях большая часть членов совета поднималась и покидала собрание. Однажды Тотаи и Матаоа остались одни, лицом к лицу, после того как Тотаи в очередной раз нарушил порядок работы совета. Матаоа сказал:
— Глупо, наконец, слушать всегда, как ты выступаешь против меня, и не только по важным вопросам. Чего ты хочешь? Спровоцировать меня на драку? Пожалуйста, я готов драться.
— Нет, я не хочу тебя провоцировать.
Тотаи говорил добрым, спокойным голосом, он не боялся. Матаоа, готовый за минуту до этого драться, уже стыдился своего намерения. Он почувствовал, как его глаза увлажнились. Он знал Тотаи с детских лет. Тот был груб и высокомерен при людях, но становился совсем другим, когда кругом не было посторонних. Они молча смотрели друг на друга, потом вышли из хижины и разошлись в разные стороны.
Вот чем была занята голова Матаоа, пока Ах Син излагал ему свои мысли. Поэтому, когда китаец поднялся, собираясь уйти, он не знал, что сказать. Между тем нужно было что-то ответить, потому что Ах Син заключил свою речь такими словами:
— Твоя хорошо подумать о том, что моя тебе говорить, потому что дело хорошее для тебя и для меня, для обоих одинаково. Когда твоя говорить мне, полностью ли твоя согласен?
Чтобы выиграть время, Матаоа сделал вид, будто раздумывает. Его снова поразила эта особенность, присущая всем китайцам, которых он знал: их мысли всецело обращены к торговле. Он спросил себя: «Думает ли Ах Син о чем-нибудь, кроме дел и денег? И что за тарабарщина сходит с его языка! Подумать только, Ах Син большую часть детства провел на Арутаки и уже пять лет снова живет на атолле. Научится ли он в конце концов как следует говорить на языке туамотуанцев? Но что же все-таки он сказал?» Матаоа мог притвориться, что понял, в чем дело, и даст ответ позже. А потом сможет сказать, что забыл, о чем шла речь, и попросит Ах Сина напомнить суть разговора. Но в Матаоа разгорелось любопытство. Ах Син не был поино: если он пришел просить у него разрешения или согласия — значит, дело того стоит. Он не удержался и спросил:
— Согласен на что?
Ах Син уставился на Матаоа. Ему показалось, что вождь плохо его слушал. Что поймешь у этих туамотуанцев, на лицах которых отражаются лишь самые низменные эмоции! Важно было теперь не задеть гордость вождя и не дать ему понять, что его промах замечен.
— Моя понимает: моя очень плохо объяснять тебе. Твоя послушать еще раз.
Ах Син повторил все сначала. Иа рынке Папеэте рыба очень дорогая и бывает редко. Спрос значительно превосходит предложение. На Арутаки, наоборот, рыбы хоть отбавляй, только лови, не ленись. Так почему бы пойманную на Арутаки рыбу не отправлять на Таити? Как это сделать? Очень просто. Матаоа, наверное, слышал о садках, которые в прежние времена туамотуанцы ставили у конца пролива. В них, по словам стариков, набивалось столько рыб всяких пород, что их тысячами выпускали обратно в море. Этот давно забытый способ ловли рыбы можно восстановить, предварительно его модернизировав. Садок следует соорудить не из простых сетей — через них крупные рыбы легко проскакивают — а из оцинкованной проволочной сетки. Самое подходящее место для такого садка — выступ берега при входе в пролив, как раз на территории владений Матаоа.
Матаоа посмотрел на пролив. Его увлекла идея Ах Сина, он уже видел в своем воображении садок, переполненный рыбой. Каждое утро его будет ждать какой-нибудь сюрприз. Ах Син говорил правду. Матаоа помнит, как его дед Моссиу рассказывал о садках, придуманных предками в ту пору, когда проливать кровь рыбы в ее родной стихии считалось не только грехом, но и тяжким преступлением. Рыба попадала в эти огромные западни, откуда ее осторожно извлекали и складывали на берегу. Там ей давали умереть естественной смертью. В садках, по словам стариков, скапливалось неслыханное количество рыб. Иногда трудно было поверить тому, что рассказывал Моссиу. Паихере набивались в ловушку в таком количестве, что не могли пошевелиться и сливались как бы в одну рыбу! Иногда в садке вместе с косяком оказывалась полузадушенная акула. Она начинала так биться, что в конце концов разрывала садок, как спелую папайю. На Арутаки сохранились лишь воспоминания об этих ловушках, но на других атоллах еще уцелели остатки грандиозных сооружений, по которым легко было восстановить их первоначальную конструкцию.
Ах Син заключил:
— Моя представить тебе весь материал для строить большой садок, достаточно крепкий, и всегда покупать твоя рыбу по двадцать франков пакет. Моя фрахтовать судно и платить газолин, матросов, страховку, лед хранить рыбу. Твоя не заботится о судне, только брать много рыбы. Я всегда купить ее у тебя, когда приходить судно. Сто пакетов — две тысячи франков. Тысяча пакетов — двадцать тысяч франков. Если судно немного запоздать или однажды не приходить, ты оставлять рыбу в садке или, если рыбы много, ты сушить и солить ее, а я опять покупать и платить двадцать франков кило.
Матаоа с восхищением смотрел на китайца. Он не поино! К такому человеку можно питать уважение, хотя он и принадлежит к расе, совсем не похожей на туамотуанцев.
Несомненно, Ах Син думал лишь о деньгах, но он никого не обворовывал. Впрочем, кто заменил бы его, как не другой китаец? Жители атолла еще помнили историю с кооперативом во времена Амбруаза, которая кончилась тем, что отец Ах Сина выкупил жалкие остатки товаров после того, как предприятие лопнуло. Чтобы торговать и вести счета, нужна голова китайца, а не туамотуанца. Ребенком Ах Син был непревзойденным игроком в пере-оно. Матаоа вспомнил мальчика, сидевшего на корточках напротив Тотаи. У последнего был раздосадованный вид: Ах Син выиграл десять раз подряд, прежде чем Тотаи понял, как это ему удается.
Матаоа расхохотался. К кому Ах Син пришел с предложением построить садок и заключить соглашение на продажу рыбы? К нему, к Матаоа, и не только потому, что он был вождем, но и потому, что его участок на берегу пролива был самым подходящим для этой цели! Пусть Тотаи, живущий на другом конце деревни, который выходит к внутренней части лагуны, попробует тоже построить такой садок, тогда они посмотрят, кто поймает больше рыбы.
Не понимая причины веселости вождя, Ах Син стоял несколько озадаченный. Не смеется ли вождь над его предложением? Может, ему показалось странным, что мысль возродить старинный способ рыбной ловли, практиковавшийся туамотуанцами, пришла в голову китайцу, и он счел его просьбу неуместной? Да и понял ли его Матаоа? Но последний рассеял его опасения.
— Зачем ждать! — воскликнул он. — Я согласен. Заказывай сетку для большого садка.
О чем могли говорить в такой момент, если не о предсказаниях Тао относительно мопедов? Спору нет, подобные случаи наводят на размышления!
— Он сказал: «За один месяц», — подчеркнул Тотаи, обычно не придававший значения пророчествам Тао. Но и он не мог скрыть впечатления, произведенного на него несчастными случаями, имевшими место на Арутаки за последние четыре месяца. Вождь ничего не сказал и лишь пожал плечами. Но в деревне хорошо знали Матаоа и по лицу его прочли, что он также был поражен тем, что пророчества Тао сбываются.