Увидев лодку отца, пересекавшую пролив, Матаоа и Тена пошли ей навстречу по рифу.
Мато уверенно управлял лодкой, борясь с течением и одновременно используя его силу. Пирога быстро приближалась.
Вчера Мато привез жирных параи, полных молоки. Он охотился на них в открытом море, а не в лагуне, сегодня же возвращался с того места в самой лагуне, где в изобилии водились ихии.
Наверное, сегодня в пироге ихии. Если они достаточно жирные и их много, Викторина оставит нескольких для фафару[15]. Сейчас как раз время готовить обед. Викторина развел огонь под длинной железной решеткой, положенной на почерневшие камни, и поставил на нее большой котелок и чайник с водой, а потом положил кусок листового железа для поджаривания рыбы. Тщательно вытерев руки о набедренную повязку, он погрузил их в мешок с мукой, а затем в таз с холодной водой и, не вынимая рук из воды, слепил несколько шариков и бросил в кипящий котелок. Во дворе лежал ствол кокосовой пальмы с прибитой к нему теркой для орехов. Викторина уселся верхом на ствол и натер сердцевину двух орехов.
Между тем Мато пристал к берегу, и Матаоа помог ему вытащить пирогу на сушу. Мато уложил остроги, очки и сменил набедренную повязку. Дети стали выбрасывать на землю красивых жирных ярко-красных ихий. Матаоа хватал их решительно, по-мужски, в то время как Тена прикасалась к ним с опаской, боясь уколоться о ядовитые шипы на спине и по бокам жабр. И все же девочка поранилась. Она быстро поднесла палец ко рту и стала высасывать маленькую ранку.
Продолжая тереть кокосовые орехи, Викторина закричал:
— Матаоа, я сам очищу рыбу!
Но Матаоа лишь молча покачал головой: он уже присел на корточки и чистил ихий ногтями. Ну и Матаоа! Ничто так не интересовало его, как рыба. Вечно он торчал возле нее, рассматривал рыб, щупал, расспрашивал людей обо всем, что касается ныряния, дергал за хвост акул, спавших в общинном бассейне. Короче говоря — второй Мато. Правда, в отличие от своего отца в этом возрасте он был худощав и тонок, хотя широк в плечах и хорошо сложен. В нем была гибкость Техины и Моссиу. С нетерпением ожидал он того момента, когда ему разрешат нырять. Но для этого нужно стать посильнее и набрать весу побольше. Викторине же становилось плохо даже при одной мысли оказаться лицом к лицу с акулой, он даже никогда не купался в море. Десятки акул проплывали по течению мимо окон его кухни. Некоторые приближались к берегу и жадно набрасывались на рыбьи отбросы и внутренности, раскиданные по песку. Когда он рассказал о своих страхах Матаоа, тот пожал плечами: он-то акул не боялся.
Из натертой мякоти кокосового ореха Викторина выжал в миску молоко. Ипо сварились. Он вытер влажной тряпкой большой прямоугольный стол, покрытый красной с темными разводами клеенкой, и поставил приборы.
Все уселись и склонили головы, пока Моссиу читал предобеденную молитву. Затем Мато первым положил сахар в свою чашку с чаем: пять, шесть, семь, восемь ложек. Как все настоящие туамотуанцы, он никогда не клал меньше: сахар был полезен для груди. Ихии были поджарены как раз в меру и не крошились, когда обедающие отламывали пальцами сочащиеся жиром куски и подносили ко рту. Мато несколько раз в знак удовольствия покачал головой, и Викторина был польщен столь красноречивым признанием его кулинарных способностей. Мимо, щурясь от солнца, прошел сосед; Мато и Техина одновременно окликнули его, чтобы пригласить к столу.
— Тамаа!
Сосед улыбнулся и жестом поблагодарил, продолжая свой путь. Обычай требовал, чтобы каждый, сидящий за столом, приглашал ближнего разделить трапезу. Это был лишь акт вежливости и воспитанности. Большей частью приглашенный ограничивался благодарностью, но иногда принимал приглашение.
У кого не бывает таких моментов в жизни, когда хочется поделиться своими переживаниями с соседями или друзьями! Поссорился человек, к примеру, со своей женой или с кем-нибудь из родственников… Тогда туамотуанец закусывает чем бог послал с братьями и сестрами, которых застал за едой.
— Если Тао не вернется на этой неделе из сектора, — сказал Мато, проглотив сразу половину ипо, — я пока начну один строить водоем.
Тао за последний сезон собрал лишь тонну перламутровых раковин, в то время как Мато — более двух с половиной. Братья условились потратить стоимость одной тонны раковин на постройку водоема. Доля каждого в этой сумме определялась величиной его улова. Они были соседями, Тао жил в двадцати метрах от брата, в том же ряду хижин. Водоем нужно было построить таким образом, чтобы в него не могли лопасть кошки или крыса и отравить воду, как в прошлом году.
Однако Техина раскритиковала соглашение. Действительно, почему Тао, внесший лишь треть стоимости водоема, должен пользоваться им на тех же основаниях, что и брат? Разве не справедливо, чтобы он компенсировал разницу в деньгах большей долей работы? Тем не менее Тао отправился собирать копру, ни о чем не заботясь. Она была вправе утверждать, что Мато поощряет лень брата. Никто не удивился, когда она сказала:
— Возможно, Тао хорошо чувствует себя в секторе и не спешит вернуться. В конце концов там ему спокойнее — пет Тепоры, не с кем ссориться.
Техина сказала правду. Тао, женатый уже пять лет, упрекал жену за то, что оНа не рожает ему детей. Тепора же утверждала, что в этом виновен он сам.
Из-за этого они часто ссорились. А теперь Тао отправился в сектор, оставив жену в деревне.
Тепора жаловалась тем, кто готов был ее слушать, и убеждала всех, что вина в разладе между Тао и ею лежит на муже, не способном дать ей детей. Она уверяла, что однажды, еще до замужества, была беременна. Когда до Техины дошли слухи об этом доводе Тепоры, она прониклась презрением к своей родственнице. Кто рассказывает о таких вещах? Если до замужества она знала других мужчин, следовало ли этим кичиться? Тепора утверждала, что избавилась тогда от ребенка с. помощью каких-то трав. Сказать-то можно что угодно, но кто знает, так ли это? Скорее всего, она была бесплодна, но сваливала вину на мужа.
А вот Тао не хвастался, что до женитьбы сделал какую-нибудь девушку беременной.
— Этот брак кончится плохо, — не раз предсказывала Техина. Мато и Моссиу хорошо знали, что Техина недолюбливала Тепору, и продолжали молча есть. Техина поняла, что они осуждают ее за суровое отношение к родственнице, и перевела разговор на другую тему.
— Вчера вечером Теурунуи опять побил свою жену.
От Теурунуи уже ушла одна жена, молодая женщина с Апатаки, которую он тоже бил. Однажды она села на шхуну, чтобы вернуться к своим родителям, заявив, что ей надоело жить с дикарем с Арутаки. Эта фраза, произнесенная на прощание, обидела жителей деревни, симпатии которых были на стороне Теурунуи: в конце концов разве он не хозяин в своем доме? Но после вторичной женитьбы Теурунуи все единодушно осуждали его, потому что о его новой жене нельзя было сказать ничего плохого.
Однако пока никто не вмешивался: женщина сама пыталась урезонить мужа как могла и не обращалась с официальной жалобой ни к своему отцу, ни к вождю.