Уже четверть века ученые бьются над секретом получения энергии из атома, над тайной расщепления материи. Еще четверть века назад английский ученый Резерфорд бомбардировал газ азот лучами радия. И что же оказалось? Оказалось, что ядра азота не выдержали этой бомбардировки. Сила, с которой лучи радия ударяли в азот, была так велика, что из ядра азота вылетал соответствующий заряд, который являлся атомом водорода.
Значит, дорогой мой, нам надо каким-то образом выбить атом из равновесия. И здорово выбить, чтобы не дать ему опомниться, чтобы заставить его распасться.
А для того, чтобы вывести атом из равновесия, самое главное — это пробить броню вертящихся электронов, выстрелить зарядом по ядру и тем самым вырвать из ядра такое количество необходимой энергии, что заставит распасться остальные части атома.
Профессор хочет использовать для этого так называемое излучение Милликена, потоки энергии из неизвестных нам источников мирового пространства. Действительно, кое-какие лучи имеют такую грандиозную пробивную силу, что могут лупить через космическое пространство по нашей Земле. Но поймать эти лучи за хвост профессору до сих пор не посчастливилось, хотя он и прибег для этого к очень интересным фокусам, которые принесли ему славу и много хлопот. Я признаю за этими опытами большое научное значение, но сам иду другим путем.
— Каким? — перебил взмокший от усталости Борис.
— Не спеши, сынок, — медленно ответил Журавлев, — не лезь поперед батька в пекло… Знаешь ли ты, что такое промышленная физика? Что такое заводы-лаборатории, где процесс исследования — производство? Нет, дорогой, не знаешь. А это, уважаемый друг, путь, на котором и настоящие ученые не очень-то ищут, зато находить могут и лентяи средних способностей. Я работал на таком заводе над изоляторами для токов высшего напряжения, и тогда-то, брат, после долгих сомнений и опытов я решил, что мы не будем бомбить атом лучами с небес, а выставим против него электротехнику.
Будет время, я расскажу тебе, как я работал над снарядом, который должен пробить броню упрямейшего из моих знакомцев — треклятого атома. Сейчас я могу только сказать, что снарядик у меня получился, хотя работы я еще не закончил. И — трри тысячи чертей и один громкоговоритель! — сведения о моем снарядике неизвестными путями проникли за границу. Три дня назад мне прислали предупреждение — либо продай изобретение, либо сообщи свой адрес в московский крематорий, не забыв написать завещание в пользу троюродной бабушки.
Ну, мне ни то, ни это не нравится. Я предпочитаю твое общество и веселенькую возможность повоевать и с атомами, и с вислоухими иностранцами. А кроме того — и это главное — мне позарез нужно съездить, как говорили десять лет назад, в заграничную командировку. У этих капиталистических каналий в Новой Зеландии есть замечательные заводики, где изготавливают неимоверно стойкие изоляторы. И я во что бы то ни стало должен похитить секрет их изготовления. Не то проклятые буржуи (он сделал ударение на «и») могут опередить меня — чтобы им подавиться разбитой лампой! — на пороге успеха. Так я очутился на этом пароходике. Вот тебе, вкратце, и вся история.
— А эти трое граждан? — с гневом воскликнул Борис.
— А трое посетителей, навестивших меня, как выражается твоя мать, — спокойно улыбаясь, сказал Журавлев, — видимо, состоят в близких отношениях с уголовным кодексом. Меня только интересует: убийцы они или просто воры.
— Я думаю — убийцы, — задумчиво сказал Борис. — Один из них — ох, и плюгавый же вид имел. Морда красная, пухлая, глаза… Да что это я, Дмитрий Феоктистович, — вдруг заволновался он, — об этом потом, но как вы собираетесь поступить? Дело, знаете ли, серьезное.
Журавлев улыбнулся, положил руку Борису на плечо и сказал:
— Вот что, чудила. Как и что — видно будет. А сейчас — тебе придется бросить свою маму и этого короткохвостого какаду. Ты мне нужен. Нет, не спорь, дорогой, мы с тобой должны войти в историю человечества…
И Журавлев, еще ближе наклонившись к Борису, начал серьезным и деловым шепотом давать ему распоряжения.