— Всякий имеет право на чудачества, О’Ирн, — холодно и въедливо заговорил человек в простой одежде военного образца — военный министр полковник Вивич, — всякий имеет право на чудачества, но член правительства Штатов к тому же обязан быть в курсе дел. Никто из нас не возражает против того, чтобы уничтожить красную заразу, но, я подчеркиваю для всех, — сказал он громко, — современное состояние военной техники не позволяет начать войну. Мы можем за несколько секунд уничтожить целые города, но как только наша флотилия перелетит границы Советского Союза, ответные взрывы не меньшей силы встряхнут наши страны. Такая война дорого обойдется даже для нашего кармана, О’Ирн.
— Вивич прав, — сказал, вставая, высокий сухой старик, — мы оказались в плену у военной техники. Надо сделать так, чтобы поражение было выгодно для русских и их союзников. Завоевать их промышленностью, общим благосостоянием, электричеством, авиэтками…
— Остановитесь, Форд, — снова вмешался председатель, стукнув маленьким кулаком по столу, — мы знаем, что нужно либо обезоружить врага и уничтожить его, либо победить огромным преимуществом техники. Иной мысли в этом деле быть не должно. Я предлагаю…
Но в это время снова раздался звонок, и на вспыхнувшем экране появилось лицо и рука второго привратника.
— Впустите! — повторил То-Кихо, и небольшие стальные двери Кабинета стукнули и поднялись.
Через их узкий четырехугольник один за другим вошли трое только что вымытых, выбритых и приодетых мужчин.
— Нас задержали, — сказал, быстро поклонившись, один из них, — мытьем и бритьем. Когда мы тридцать часов летели рядом с ветром от границ Советского Союза, мы не думали, что щетина на наших подбородках будет колоть глаза членам Кабинета. Нам казалось, что дело вас интересует больше.
— Прекратите, Самилла, — перебил его То-Кихо, — тешить свое самолюбие. Когда-нибудь вы станете начальником полиции, а теперь рассказывайте толком.
— Мы прилетели из самого ада, — продолжал мужчина. — Надо сказать, что Москва очень красивый и приветливый город. К сожалению, несмотря на все поиски, нам не удалось обнаружить выдающегося изобретателя, для чего мы и ездили, как сообщал Вивич. Но зато мы привезли его юношескую фотографию, вот она, — и он бросил на стол небольшой кусок картона.
С фотографии на членов Кабинета весело смотрело молодое широкоскулое лицо с глупо приглаженным вихром, который все же торчал вверх, и тугим воротником — типичное произведение провинциальной фотографии. На отвороте пиджака блестел комсомольский значок.
— М-да… невзрачный… — улыбнулся О’Ирн и лениво бросил фотографию на стол.
Рассказчик поднял ее, аккуратно положил в бумажник и засмеялся.
— И не только невзрачный, но, очевидно, и очень упрямый. На два наших письма он не ответил, а когда мы наведались к нему в гости — исчез. Но получилось удачно: нас вовремя предупредили о вещах, которые могли оказаться ценными. Все, что мы забрали из кабинета изобретателя, у нас при себе, — и, вытащив из портфеля старые чертежи и продолговатый, длиной с полметра, бурый камень неровных очертаний, он положил их перед всеми.
Вивич медленно, но с вспыхнувшими глазами склонился над рисунком, а смуглый седой человек, министр техники, итальянец Бандиера, жадно набросился на камень. Остальные члены Кабинета сгрудились над ними. Но через несколько минут итальянец досадливо выпрямился и гортанно произнес:
— Это глупости, господа министры. Вас обманули. Это не камень, а обычный шлак. Большевики обманули вас, — обратился он к трем мужчинам, стоявшим поодаль.
— Ну-ну, не так сердито, господин министр! — сказал, раздражаясь, будущий начальник полиции. — А что скажет нам господин полковник?
Вивич молча сидел над рисунками, сжав зубы и выставив два круглых больших желвака на бледных, узких скулах.
— Ну, что нам скажет полковник? — повторил вопрос председатель.
Ничего не отвечая, Вивич взял камень, быстрым поворотом ключа открыл один из ящиков стола, извлек оттуда светлый стальной молоточек и несколько раз осторожно постучал по краям камня.
— В камне что-то есть, — сказал будто про себя Вивич и, достав из ящика набор инструментов — различных молоточков, иголочек, щипцов — принялся за работу.
Через несколько минут на столе лежали остатки камня — каменные крошки, а Вивич держал в руках вынутый из разбитого камня длинный, обтянутый кожей бинокль.