Теперь, обнаружив подходящую полынью, мы стопорили ход, осторожно толчками заднего хода гасили довольно изрядную инерцию и, остановив лодку полностью, переходили на задний ход. Плавание задним ходом считается у подводников высшим пилотажем — при малейшей ошибке боцмана возможен аварийный дифферент, борьба с которым, как правило, заканчивается выбросом лодки на поверхность. Не случайно мы эти маневры многократно отрабатывали на чистой воде, готовясь к походу на полюс.
Медленно, подвсплывая каждый раз на пять метров, приближаемся к поверхности воды. Снизу тревожный голос старпома: «Лед!» Снова погружение, снова поиск.
Долго наблюдавший за нашими мучениями адмирал Петелин, наконец, не выдержал:
— Да плюнь, Лев, на все эти инструкции! Всплывай, как всю жизнь делал! Оставь приборный способ для чистой воды.
С удовольствием подчиняюсь старшему в походе. Мы подробно инструктируем всех, особенно трюмных — успех дела зависит от четкости их работы.
Снова разводье, снова задний ход. По специально выпускавшимся пузырькам воздуха старпом определяет: «Лодка стоит». Командую: «Пузырь в среднюю!» Это значит сейчас лодка начнет вертикально всплывать. Глубина падает все быстрее: 40 м, 30, 20... И вдруг истошный крик снизу: «Над рубкой лед!» Необходимая команда отдана, но погасить инерцию лодки мгновенно невозможно, она продолжает всплывать. Невольно хочется втянуть голову в плечи — сейчас врежемся!
Какая удача, что в трюмном центральном посту у нас работают блестящие специалисты. Старшины В.Шепелев, А.Крючков, матросы М.Сафонов и В.Михайлов проявляют необычайное мастерство и самообладание: лодка едва касается льдины крышей ограждения рубки, как тут же начинается ее стремительное погружение с дифферентом. Выправляю положение, дав хороший ход и продув систему быстрого погружения.
Снова поиск, еще один маневр всплытия. Наконец, в перископе видим Арктику, но лодка дальше не идет ни на сантиметр. Оказывается, мы всплыли поперек длинной трещины шириной метров пятьдесят. Разворачиваться на месте рискованно, можно нарваться винтом на торос. Ныряем с места на глубину. В конце концов нам повезло: находим длинную полынью, в которой мы всплываем даже с небольшим ходом. Открывается люк, и легкие наши освежает воздух Арктики.
Первое, что делаем — связываемся по радио с землей. Сообщаем, что у нас все в порядке и просим разрешения продолжать поход. Только была передана радиограмма, как через считанные минуты приходит квитанция, подтверждающая, что сообщение принято и доложено адресату. Значит, на узле связи непрерывно ждали.
А потом засучивают рукава ученые. С нами на полюс отправилась научная группа из 20-ти человек, занимавшаяся созданием последующих атомоходов. В нее входили ведущий конструктор перегудовского КБ Роман Иванович Симонов, представитель Института ядерной физики Геннадий Романцов, специалисты из научных институтов ВМФ.
Гидрографы Анатолий Васильевич Федотов и Владимир Алексеевич Монтелли должны были определить, насколько точно наши гирокомпасы выработали, а гироскопические системы сохранили курсоуказание. Проверить это можно только с помощью секстана. Никогда еще я не видел такой виртуозной работы! В малейших просветах облаков Федотов и Монтелли вылавливали солнце, и в считанные минуты на карту наносились данные. Казалось, что астрономические таблицы у них в голове и что они лишь проверяют данные логарифмической линейкой.
Как принято при всплытии, помогали им все. Даже адмирал Петелин взял линию и заставил флагманского штурмана Д.Эрдмана рассчитать ее и нанести на карту. Произведенные наблюдения подтвердили расчеты штурманов: «К-3» находилась в 360 милях от Северного полюса.
Пока шла проверка всех систем, мичман Иван Иванович Ершов — старшина команды радиотелеграфистов, принял радиограмму, разрешающую нам продолжать плавание. Да мы и сами готовы были это сделать: свежий ветер и течение вызвали подвижку льда, лучше спасение от которой — ледовый покров.
Выкурена последняя сигарета, и, как положено, командир лодки собственноручно задраивает люк. Зашумела врывающаяся в балластные цистерны вода, запрыгала стрелка глубиномера. Над лодкой вновь наглухо смыкаются простирающиеся на сотни миль вокруг льды. Где-то мы вынырнем в следующий раз?
И снова «К-3» движется подо льдом к полюсу. Боевая задача на этом участке пути: быстрее выйти к Северному полюсу и преградить путь прорывающимся в Баренцево море лодкам-ракетоносцам «противника».
Вахта несется на совесть, все механизмы работают, как часы. Забортные трубопроводы покрылись инеем, а то и льдом — температура моря здесь минус два градуса. Как того требует традиция, «старики» крестят в этой воде молодых, в первый раз вышедших в поход матросов. Местные шутники советуют рулевому, мичману Михаилу Луне, немножко свернуть с курса, чтобы лодка с размаху «не погнула земную ось».
Каждые полчаса мы получаем доклады в центральном посту, в том числе и от штурманов. Самописцы пишут все: и глубину под килем, и толщину льда над головой, и множество данных, необходимых для испытаний навигационных приборов. Карты-сетки глубин испещрены так плотно, что на них белых пятен почти нет. И все же, сравнивая с ними показания эхолота, штурман Олег Сергеевич Певцов отметил вдруг неожиданное поднятие рельефа дна. Воды под килем становится все меньше и меньше.
Получив этот тревожный доклад, приказываю немедленно подвсплыть и уменьшить ход до малого. Всеобщее внимание приковано к эхограмме: что будет дальше? Откуда взялась эта подводная гора и где ее вершина?
Наконец, глубины под килем перестают уменьшаться, а скоро и начинают расти. Позже, когда мне довелось встретиться с Яковом Яковлевичем Гаккелем, видным советским океанографом, участвовавшем в арктических экспедициях еще с начала 30-х годов, я узнал, что нами была подтверждена его гипотеза о существовании Арктике еще одного подводного хребта. Позже хребет назовут именем Гаккеля, а вершину, над которой мы прошли — будущим именем нашей лодки «Ленинский комсомол». Штурман занес в журнал следующую запись: «Пересекли 89-ю параллель. Над лодкой сверху тяжелый лед толщиной в 12-15 м. Температура забортной воды: –2°, глубина океана: 4000 м. До полюса 60 миль.»
Согласно принятому распорядку дня, в море подъем производится с таким расчетом, чтобы заступающая вахта, позавтракав, сменила к 8.00 отстоявших самую тяжелую утреннюю вахту. В тот день, 17 июля 1962 г. все было иначе. В 6.00 штурман доложил, что через пятьдесят минут мы будем на Северном полюсе.
Сон как рукой сняло. На камбузе принялись спешно готовить праздничный завтрак. Я разрешил положенную дневную порцию сухого вина выдать утром и не по 50 грамм, а по стакану.
В разгар радостных приготовлений — новый доклад штурмана:
— Через пять минут Северный полюс!
Петелин предлагает мне сообщить об этом всем участникам похода по трансляции. Наверное, я волнуюсь, потому что в момент прохождения полюса в голову мне приходят только самые простые слова:
— Товарищи, наша лодка на Северном полюсе! На часах — 6 часов 50 минут и 10 секунд.
В отсеках раздается дружное ура! Все члены экипажа, свободные от вахты, садятся за праздничный завтрак.
Матрос Павел Чикин умудрился подгадать к этому дню свое двадцатитрехлетие. Корабельные коки испекли ему настоящий именинный торт, вернее, несколько тортов, которых хватило на всех. Мы все поздравили Пашу, а штурман выдал ему справку, подтверждающую, что он отпраздновал свой 23-ий день рождения на широте 90 градусов!
Странно было осознавать в эти минуты, что отсюда, двигаясь в любом направлении, ты перемещаешься на юг. Наверное, особенно сложным это ощущение было у штурманов.