Но с этими желаниями его тело не считалось. Как и с самым главным: Атомный не хотел сдаваться первым.
Усадив меня на край стола, того самого, на котором Дагер совершил "жертвоприношение", Ранди попытался отстраниться. Я сильно укусила его в шею, и то, что началось поцелуями превратилось в борьбу.
— Нет, Пэм, нет. — Ранди тяжело дышал, отцепляя от себя мои руки. — Сегодня не будет по-твоему.
Он прижал меня к столешнице, нависая сверху. Его ладони сжимали мои запястья, мои ноги всё ещё были скрещены за его спиной. Это можно было считать ничьёй.
— По-моему, — отметила я, — ты сам не против, чтобы было по-моему.
Атомный не смог долго сдерживать улыбку. Редкий момент. Он был неулыбчивым ребёнком, всё-таки у него выдалось не самое весёлое детство. И период взросления. И то время, когда он уже мог считаться мужчиной. С возрастом у этого неприкасаемого сформировалось особое чувство юмора: вещи, которые он находил смешными, у иных людей вызывали истерику, обморок или тошноту. Его улыбка обычно не подразумевала ничего хорошего, но на этот раз Ранди улыбался без подтекста, как самый обычный парень. Это обезоруживало и заставляло вспомнить, что он немногим старше меня, вопреки бездне различий.
Представив нас со стороны, я согласилась с тем, что комиссар резонно противится нашим с Ранди отношениям. Дело не в социальном неравенстве и не в законе, а в том, что на фоне тайнотворца любой бы выглядел нескладным подростком. Когда речь заходила обо мне? Это смотрелось дико.
Но почему-то, подумав так, я не почувствовала ни малейшего беспокойства. Даже, скорее, эти мысли возымели обратный эффект, заставляя выгнуться в спине и прижаться к тому, что у Ранди твердело каждый раз, когда он представлял подобные сцены и уж точно, когда они происходили на самом деле.
Улыбка пропала с его лица тут же.
События развивались стремительно и не по его сценарию, поэтому он попытался изобразить злость, но когда положение вещей включало тесный, интимный контакт наших тел, он не мог злиться. И это заставляло улыбаться уже меня.
— Хорошо. Расскажи мне. — Подчиняться, когда человек, навязывающий тебе свою волю, обездвиженный и беспомощный, лежит под тобой… как бы мне ни хотелось лишний раз вспоминать комиссара, он прав: любовь не признаёт логику. — Что ты хочешь?
Он спрашивал так, словно у меня наготове был какой-то план, словно я провоцировала его с каким-то умыслом, а не просто потому что мне нравилось быть с ним.
— Иди сюда, — позвала я тихо. — Ближе. Я хочу…
Собственно, чтобы объяснить ему суть своих желаний, не нужны были слова. Когда он наклонился, я подалась вперёд, соединяя наши губы.
Не совсем тот ответ, на который он рассчитывал, но при этом нельзя сказать, что он ему не понравился. Его руки освободили мои запястья, спускаясь вниз, к шее, груди, на талию, чтобы сделать соприкосновение бёдер чертовски ощутимым, буквально до боли. Он прекрасно понял, что от него требовалось, поэтому ещё пару минут позволил считать его побеждённым и спокойно насладиться происходящим.
— Обожаю играть в твои игры, Пэм, — признался он, отклоняясь, чтобы оценить вид сверху. С задранной футболкой, распростёртая на столе — судя по его взгляду, я выглядела очень аппетитно. В самом деле, к чёрту тосты с джемом. — Знала бы ты, как я хотел поиграть с тобой в них раньше.
Насколько раньше? Я не могла вспомнить, когда его очевидная симпатия и привязанность приобрели эротический окрас. Сразу после выхода из центра? Ещё раньше?
— А теперь?
— Теперь всё немного серьёзнее. Мои желания не такие безобидные, как твои, однако… — Он провёл ладонью вдоль моего тела, от груди к животу, подцепляя пальцами пояс шорт. — Играть мы сегодня будем по моим правилам.
Он потянул резинку на себя.
— Хочу попробовать тебя там.
Почему-то на этот раз назвать его грязным извращенцем я не осмелилась. Хотя бы потому, что этого хотел не он один. Но я не отважилась на подобный эксперимент в тесной, тёмной душевой без окон. На кухне при свете дня, наблюдая за тем, как соседка из дома напротив выгуливает собаку? Без вариантов.
Для начала мне нужно было смириться с мыслью, что когда-нибудь это произойдёт. Что Ранди, в самом деле, однажды разведёт мои ноги, разместиться между ними, медленно наклонится, и я почувствую его рот там.