Гарри затих. Доведи он дело до конца и вряд ли ему снова придётся увидеть друга живым, так он решил. Не то чтобы он не думал об этом раньше, но теперь ситуация накалилась до предела.
— Выполни долг перед Свеном и верни долг мне, — добавила я, зная, на какие рычаги нужно давить в разговоре с ним.
— От лестничного пролёта налево, последняя дверь. — Таким образом, он косвенно стал соучастником нашей мести.
Похлопав его по плечу, я поднялась на ноги.
— Я провожу…
— Я в уборную, — бросила я, на выходе спросив, зачем Гарри мечет бисер перед свиньями? Предлагает помощь, тому, кто от неё отнекивается, когда его внимания добивается сама госпожа этого дома? Называет другом человека, который ни разу не позвонил, пока Дагер валялся в коме? Женится на девушке, которую, очевидно, не любит?
Вместо того чтобы сказать, что это не моё собачье дело, комиссар пристально на меня посмотрел, как если бы готов был последовать моим советам прямо сейчас и заняться тем, к чему у него лежит душа.
Боже. И это я называю Ранди параноиком?
Я спустилась по запасной лестнице на первый этаж: решила обойти злосчастную комнату, чтобы не сталкиваться лишний раз с госпожой Кокс и собравшимися на шум слугами. Отыскав уборную, я заперлась в ней минут на десять, не меньше. Прижавшись лбом к холодному кафелю, я перечислила все причины, которые оправдывают мою жестокость по отношению к полубрату и его новой семье. И, надо же, мне не хватило на это пальцев.
Так почему всё внутри переворачивается от страха?
Глотнув воды и умывшись, я заглянула в глаза своему отражению. Я плохо спала в последнее время, а теперь этот приступ — видок у меня был соответствующий. Покрасневшие глаза, трупного цвета кожа, искусанные губы. Похоже, по части уродства у рук первенство забирает лицо.
В окружении ультрасовременной сантехники, благородного мрамора и стерильной чистоты я — дваждырождённая — выгляжу, как плевок в церкви. Но мысль, что я не соответствую местным стандартам, бодрила. Хуже было бы понять, что в этом «свадебном подарке», я чувствую себя, как дома.
Промокнув кожу лица чистой стороной платка, я отправила его в мусорное ведро, как мне показалось, ни капли не помедлив.
Уже на подходе к кабинету, я слышала громкие голоса. Очевидно, совещание полубрата и генерала Кокса, подошло к концу: собеседники стояли у самой двери.
-.. или ты уже забыл, что для тебя сделала эта страна?
— Я помню, что она сделала с моей матерью!
— Скажи спасибо, что не с тобой, потому что если ты ещё раз прошляпишь партию, ты своей матери позавидуешь. На твоё место претендовало много толковых ребят, а я отдал его тебе, так выполняй свои обязанности как надо. И помни, что в любой момент всё может измениться, — голос генерала был на старческий манер сипловат, но без старческого безволия.
— Если бы ты в тот раз дал мне больше надёжных людей, а не тех слабаков… Я сам еле ноги унёс.
Будь мне хоть какое-то дело до их разговора, я бы решила, что они как-то связаны с контрабандой оружия.
— Реши эту проблему сам, ради бога.
Полубрат забормотал в ответ, что-то невразумительное, но господин Кокс не стал его слушать, распахивая дверь.
— Возвращайся к работе, — бросил он на пороге, — и не разочаровывай меня больше, пожалуйста.
Полубрат последовал его совету, а сам господин Кокс уставился на меня.
Очевидно, Ева пошла в мать. Её же отец имел вид весьма отталкивающий и дело тут не в старости. Крепкое телосложение и изворотливый ум помогли ему сделать блестящую военную карьеру, а карьера, в свою очередь, — жениться на красивой женщине, самого же его нельзя было назвать не только красивым, но даже симпатичным. Он напоминал мне ящерицу. В его немигающем взгляде, плешивой голове и безгубом рте, угадывалось родство со страхом моего детства.
Но, благо, он не стал тратить на меня своё драгоценное время. Пробормотав что-то по поводу того, что в прислугу стали набирать всякий сброд, он прошёл мимо. И я, дождавшись, когда его шаги стихнут в низу лестницы, распахнула дверь и прошла в кабинет. Полубрат же, решив, что это вернулся тесть, вскочил из-за своего стола, позволяя мне сходу оценить его фигуру.
Боже, как он изменился! Располнел и отрастил уродливую щегольскую бородку. Выражение раздавшегося вширь лица стало каким-то загнанным, словно это Свен находился во вражеском стане, а не я. Теперь я убедилась окончательно: в нём не осталось ничего от человека, которого я знала и в которого влюбилась Ева Кокс. И если уж её с ним связывал брак и дети, меня — ничего.
— Невероятно. до последнего не верила, но… Ты всё-таки жив, — признала я. Когда же он заглянул мне за спину, как если бы ожидал увидеть там свою настоящую сестру, я усмехнулась. — Тоже не узнаёшь меня? У нашей матери хотя бы есть оправдание, она с ума сошла.