— Капрал, ваше табельное оружие, — попросил Хизель, протягивая руку в чёрной перчатке.
Капрал (а это был один из пятёрки), пошатываясь, двинулся к коменданту. Ещё какое-то время ему потребовалось на то, чтобы снять кобуру с ремня. Его трясло. Возможно, всё та же ломка. А может, капрал просто знал, что кроется за спокойствием подполковника.
— Только пистолет, — уточнил Хизель почти заботливо. Он олицетворял собой само терпение, когда наблюдал за тем, как тот непослушными руками высвобождал оружие из кобуры. — Сколько здесь?
— Два патрона…
— А где остальное? — Комендант проверил магазин, передёрнул затвор. — Выменял у местных на баллон сивухи?
— Никак нет, господин подполковник, — промямлил капрал, не сводя глаз с пистолета. — Я бы никогда…
— Ну-ну. — Хизель в очередной раз наставил пистолет на Ранди.
Щелчок, щелчок, щелчок… Щелчок.
Убедившись в чём-то окончательно, подполковник приставил оружие ко лбу капрала и, не давая тому подготовиться к переходу в мир иной, выстрелил. Это было впервые, когда я увидела убийство в непосредственной близости. Я запомнила, как капрал ещё секунды три стоял на ногах, словно в раздумье. А потом обмяк и рухнул. Под его головой ширился кровавый ореол.
— За грубейшее нарушение дисциплины рядовых Рида, Браумана, Пикарда и младшего сержанта Таргитая приговариваю к расстрелу, — на одном дыхании произнёс подполковник, вручая пистолет капрала стоявшему рядом капитану. — Приговор привести в исполнение немедленно. Выполняйте, капитан Хейз.
Нарушителей взяли под конвой. Они осознали свою участь только на выходе из госпиталя, а до этого шли молча, послушно, как стадо.
— Братцы! Мы же свои! Послушайте…
— Я тебе не брат, сука, — раздался жёсткий голос капитана Хейза. — И слушать насильников детей не намерен.
— Отправьте нас в штрафбат! — проорал ещё кто-то, стараясь, чтобы его самоотверженность оценил подполковник.
Но комендант был занят. Он выслушивал очередной доклад об убытках и потерях: застрелены три медсестры и два солдата, прибывавшие на лечении. Но, слушая, Хизель продолжал смотреть на Ранди, на меня… Он выглядел озадаченным.
Почему тайнотворец защищает ребёнка? Просто порыв? На нём наша форма… Как я мог такое проглядеть? Или же…
Столкнувшись с ним взглядом, я охотно ответила на его немой вопрос. Я притянула Ранди к себе, и он, обессилив, положил голову на моё плечо. Его руки исчезли с моей шеи. Он дрожал в ужасе от того, что только что хотел сотворить этими самыми руками.
Он мой. Сделает всё для меня. Скажу убить — убьёт. Тебя. Меня. Кого угодно.
Подполковник Хизель всё понял без слов.
— Этих двоих… — перебил он докладчика. — Отмыть и ко мне в кабинет.
10 глава
Минус один. Вилле Таргитай был первым из ублюдочного квартета. Первым и единственным, кто умрёт не вследствие нашей мести. При том, нельзя сказать, что нас с Ранди это обстоятельство удручало. Нет, мы даже сочли такую участь самой подходящей для него.
Вильгельм Таргитай был одним из тех, чей потенциал раскрывался исключительно на войне. Я знала его всего несколько мгновений, но он показался мне упрямым, жестоким и беспринципным отбросом общества. Доведись ему жить в мирное время, он был бы обречён на существование законченного неудачника. Плохой человек, но хороший солдат. Думаю, что так.
Война помогла ему найти предназначение, в каком-то смысле, она была ему как мать. Конечно, как и каждый из нас, он думал о смерти, но только о подходящей для него. Это непременно должно было быть что-нибудь достойное. Поступок. Хороший солдат в Вилле был к этому готов. Но победил в нём всё-таки плохой человек, и поэтому Таргитай оказался припёртым к стенке, опозоренным, казнённым своими же сослуживцами. По глупости.
Такое Вилле не могло присниться даже в страшном сне, поэтому его смерть удовлетворила нас. Его итог был желанно уродлив и мучителен. Мы всё видели…
Солдат, которому нас поручил комендант, подгонял нас автоматом, но мы не могли сдвинуться с места, заворожённо наблюдая за тем, как капитан Хейз строит приговорённых вдоль стенки. Вилле споткнулся, потерял равновесие и упал, испачкавшись в осенней слякоти. Почему-то именно эта холодная, липкая грязь довела его до истерики.
Он посмотрел на свои руки и понял, что когда умрёт, то снова упадёт в эту лужу, возможно даже, лицом. Что его смешают с грязью, буквально и фигурально. Лишат звания. Почестей, какие обычно полагаются погибшему воину.