Сокращение рабочей недели по Закону о восстановлении национальной экономики осенью 1933 года заставило «Пенсильванию шугар компани» нанять несколько работников, так что Голд смог вернуться в спокойную лабораторию филадельфийского сахароочистительного завода и жить дома с родными. Он поддерживал регулярные сношения с Томом Блэком на основе общего интереса к коммунистическим доктринам, и именно в этот период, по-видимому, Голд прошел ту проверку, которую обычно проводила партия с целью удостовериться в готовности рекрута к возможным унижениям или незаконным действиям.
Надежные антикоммунистические источники рассказывают нам о том, что в начале тридцатых годов Гарри Голд стал кем-то вроде героя партии в Нью-Джерси: как-то раз в автобусе он попытался убедить одного солдата устроить гнездо недовольства и коммунистической пропаганды в вооруженных силах. Когда автобус остановился в очередном городе, солдат позвал полицию. Голд выходные просидел в кутузке и храбро предстал перед судьей, который заявил, что простая пропаганда революции не является преступлением; чтобы считаться таковым, требуются открытые действия. Мнение судьи, как и последующее освобождение заключенного, получило широкую огласку в партийной печати. После суда 1951 года родные Голда не выказали желания давать интервью, чтобы каким-нибудь образом не помешать ФБР, которое все еще раскручивало шпионскую сеть, а сам Голд находился в тюрьме, и спросить у него было невозможно, так что у нас нет никаких подтверждений того, что именно он был тем самым Гарри Голдом из того старого происшествия. Однако существование двух человек с одинаковыми именами, которые одинаково мотивировали свои действия в одном и том же географическом районе, представляется маловероятным. Более того, когда сталинистские наставники помогли Голду поселиться в кампусе в Огайо в 1938 году, он первым делом направился к исследовательскому центру ВВС в Дейтоне и попытался запудрить голову нескольким молодым солдатам.
В апреле 1935 года Голд согласился высматривать, не попадутся ли ему какие-то обычные химические технологии, которые можно было бы «передать русскому народу». Это был тактичный подход к промышленному шпионажу. Том Блэк уже им занимался, и отчасти именно для того, чтобы «он отвязался от меня насчет вступления в компартию», как сказал Голд позднее, он и согласился поступать так же. Учитывая эмоциональную неустойчивость Голда, его, возможно, несколько привлекала эта мысль, поскольку она предполагала деятельность контролируемую и возвышенную, как и сама работа в лаборатории.
Русские испытывают огромное восхищение перед американской эффективностью, заявил Блэк. Они хотят ввести у себя промышленные технологии из США, но американские бизнесмены отказываются предоставить им данные из-за предубеждения, заявил советский вербовщик. А те, кто передает данные, часто «умышленно искажают» цифры, сказал Блэк. По его словам, Голд обязан принести свет технологического прогресса на родину своих родителей. Голд, без сомнений, поддался на эти идеалистические речи, быть может вспомнив, что Блэк и партия однажды уже нашли для него работу в трудную минуту и могут сделать это и в будущем, если возникнет необходимость.
Голд «несколько месяцев барахтался, как полный дилетант», не подозревая, что это входило в сталинисткие методы — дать шпионам-новобранцам возможность как следует проглотить крючок с наживкой. В ноябре 1935 года они с Блэком поехали в Нью-Йорк на встречу.
У Пенсильванского вокзала к ним приблизился какой-то молодой человек с квадратным подбородком и прошел мимо, дернув правым плечом — подав знак, чтобы они шли за ним.
Когда они поравнялись с незнакомцем, Блэк сказал: «Это Пол Смит» — и исчез. Пол Смит был русским и работал в «Амторге» — Amtorg Trading Corporation, где работники НКВД выдавали себя за промышленников. Шагая вместе с Голдом по тротуару, Смит сразу же заговорил о новой технологии производства абсолютного этанола: