В конце концов он подписал официальное заявление: «В 1938 или 1939 году человек, чьего имени я не помню, но чью фотографию мне сегодня показали мистер Шеннон [рослый агент] и мистер О’Брайан [маленький], которые пришли ко мне в контору… Целью передачи чертежей было заключение контрактов… Я не видел этого человека с 1941 или 1942 года…»
Самым очевидным проколом в этом заявлении было то, что Бротман странным образом не смог вспомнить имя человека, с которым часто обедал и вел дела в течение нескольких лет. Затем агенты решили повидать Голда. Голд, возможно, припозднился с обедом, но скоро вернется в лабораторию, сказал Бротман и заметил, что он сам пропустил обед. Агенты сказали, что перекусят попозже. Перед уходом они взяли с Бротмана обещание ничего не говорить Голду об их беседе и вообще хоть каким-то образом настораживать его, если Бротман встретится с Голдом раньше их.
Почти через час Голд зашел в контору по дороге в библиотеку нью-йоркского Инженерного общества, где хотел просмотреть химическую литературу по очередному этапу одного эксперимента. Он всегда заходил в контору по дороге в лабораторию, чтобы узнать, нет ли у Бротмана для него каких-то указаний. На этот раз Бротман схватил Голда за руку.
— Наверно, это та сволочь Хелен, — сказал он, едва выговаривая слова от волнения.
Голд моргнул.
— Успокойся, Эйб. Что случилось?
— Слушай, Гарри, слушай. Здесь только что были из ФБР. Они все знают. Они знают про нас. Они знают, что ты был курьером. У них даже есть фотографии, на которых мы с тобой вместе. Сегодня они придут к тебе. Мы крепко увязли.
Мириам Московиц предложила им обсудить разговор с агентами, чтобы узнать, что по этому поводу думает Гарри.
— Все кончено, Гарри, — лихорадочно сказал Бротман. — Ты должен прикрыть меня. Ты должен рассказать то же самое. Ты знал Джона? Ты должен сказать, что знал. Ты должен прикрыть меня.
Голд сел и стал слушать. Как выглядел человек на фотографии?
— Ну, у него запавшее лицо, кривая ухмылка, залысины и кудрявые волосы — те, что еще остались, — сказал Бротман. — Это был Джон, ну, знаешь… Ой, ты его не знаешь? По-настоящему его зовут как-то вроде Голлуш. Ты мне поможешь, Гарри? Ты поможешь мне выпутаться?
Мисс Московиц предложила послать ФБР к чертям.
— Бесполезно, — сказал Бротман. — Слушай, Гарри, как насчет книги? Мы с тобой пишем книгу по химии.
Вид у Голда был измученный.
— Я что-нибудь придумаю, — сказал он и ушел под тихие возгласы, выражавшие уверенность и ободрение, что было не вполне одно и то же.
По дороге в лабораторию на метро Голду пришли в голову кое-какие мысли. Агенты ФБР явились в лабораторию сразу же после прихода Голда, как будто следили за ним. Голд еще дожевывал изобличающий листок бумаги, когда агенты показали ему свои документы. Потом пришла Мириам, она домчалась на такси с запоздавшим советом. Когда ее выставили, рослый агент достал фотографию, на которой был изображен Яков Рейзен, он же Голос, он же Джон.
— Вы когда-нибудь видели этого человека? — спросил он.
— Конечно, видел, — сказал Гарри Голд. — Это то ли Голуш, то ли Голиш. Ну и пройдоха же он оказался!
— Вы его недолюбливаете, да? — ласково проурчал агент поменьше. — Мы наводим кое-какие справки, и, может быть, вы смогли бы нам рассказать, что вам о нем известно.
У Голда был вид человека, которому нечего скрывать.
— Этот человек наобещал мне с три короба! — воскликнул он. — Обещал устроить так, что мне уже не придется работать ни на сахарном, ни на спиртовом заводе, где сфера исследований, понятное дело, очень узкая; что я будут работать в такой области, где смогу развить и применить свои таланты. Он особенно распространялся насчет моих талантов. Я отнесся к его словам как к обычной лести, которой они и были. Он не первый сулил мне золотые горы. Вообще, если бы всех тех, кто когда-нибудь являлся ко мне и обещал сделать меня страшно богатым, или страшно успешным, или страшно знаменитым, если бы их всех уложить цепочкой друг за другом, они дотянулись бы аж до Колорадо.
— Когда он все это вам обещал?
— Когда мы впервые встретились, — ответил Голд. — Он мне заявил…
Один из агентов перебил его, сказав, что лаборатория не подходит для спокойной беседы, и поэтому они спустились и сели в их машину. Там Голд просидел два с половиной часа, пришпиленный к заднему сиденью настойчивыми расспросами агентов, которые слушали его, развернувшись на передних сиденьях, чтобы не упустить ни одного даже мимолетного выражения на его лице. Сомнительно, что Голд без предупреждения смог бы подтвердить сказку Бротмана и при этом не навлечь неприятностей на самого себя. Даже после предупреждения ему приходилось делать крутые развороты, которые требовали дальновидного обдумывания под видом испуганной растерянности.