Некоторые до сих пор удивляются — какой смысл было украшать корабли бесчисленными статуями, резьбой, обходившимися подчас владельцу до двух третей общей стоимости судна? Какая необходимость заставляла людей превращать корабли в произведение искусства? Тем более что при первых орудийных залпах, которыми обменивались корабли, первыми превращались в щепу тончайшие резные поручни, переходы, портики.
Только ли желание внушить уважение к флагу показным богатством? Нет, тысячу раз нет. Ведь свобода и море издревле нерасторжимые понятия, и не о богатстве крепостника думал лодейно-польский или воронежский крестьянин, возводя на кормах кораблей Петра замысловатую вязь искусства. Тогда поднимали паруса не только эти корабли. Поднимала паруса Россия, и кто из корабелов-патриотов мог не сочувствовать этой великой идее обновления!..
Летели над землей годы, полыхали войны, мятежи и революции. Менялось само понятие корабельной красоты, и рядом с каким-нибудь «Варягом» «Санта-Мария» виделась уже чуть ли не старомодным сундуком. Понятие целесообразности все более и более смыкалось с понятиями эстетическими.
Ракетные формы вначале непривычно коробили глаз старых моряков. Но было же время, когда труба казалась на паруснике кощунством.
Время требовало скорости. Она решала почти все. Скорость — это неуязвимость. Скорость — это победа. И конструкторы, присматриваясь к окружающему, отбирали для новых кораблей лучшее.
Конструктор атомных подводных лодок, для себя и друзей называл их не номером проекта, а «дельфинами».
Они были действительно прекрасны, эти громадины, видя которые человек прежде всего думает о стремительности, а не о величине. Формы скрыли объемы. Казалось, что эти корабли — дело рук авиаконструкторов.
На одном из обсуждений проекта конструктор пояснил: «Здесь возможно и несколько иное решение. Но оно, не дав ничего по существу, сделает корабль безобразным. Я на это не пойду…»
Никто не решился с ним спорить.
О чем думали моряки-заказчики в эту минуту, так и осталось тайной. Только уж, во всяком случае, не о рациональной пользе. Возможно, многим из них увиделась тогда «Катти Сарк», «Мирный», «Двенадцать апостолов» — паруса, летящие над волнами. Над временем. Над пеплом человеческой памяти. Над доверчивостью скептиков и безрадостным холодом рациональных душ. Над забвением и тленом.
Хмурым было наше утро после победы.
Трудно восстанавливать дом, зная, что его завтра кто-то мечтает разрушить. А нам угрожали каждый день и час. По радио и с трибун конгрессов. Потрясая атомной бомбой и сверхмощными ракетами. Разбойников с большой дороги не остановить евангельскими проповедями, и рабочие снова не выходили из цехов, а ученые — из лабораторий. Срочно ковался щит, способный выдержать удар любого меча. Но, имея только щит, не выиграешь сражение, и флот получил оружие, с которым не страшно принять любой вызов.
Чего это стоило народу, по-настоящему поймут только жившие в начале сороковых. Полстраны лежало в развалинах. Горький дым пеплом осел на остывшие развалины, и с самолета страшно было посмотреть вниз: морем руин проплывали под крылом некогда прекрасные города. Заводы, плотины и шахты были хаосом искореженного и оплавленного металла.
Флоту снились тревожные сны. Надо было не только полностью заменить устаревшие корабли, создать принципиально новые. На картах заокеанских адмиралов стрелы ударов по сердцу Союза тянулись со всех морей и океанов планеты. Флот должен был осваивать все районы Мирового океана.
О будущем флота советского думали и спорили тогда всюду. В просторных кабинетах Главного штаба. В кают-компаниях крейсеров и в цехах номерных заводов. В далеких заснеженных гарнизонах и в ЦК партии. На страницах общедоступных газет и специальных журналов.
Так сложилось в России: флот всегда был народным любимцем, а флот советский — тем более. Народ в тяжелейшие дни испытаний видел, какая это сталь, и он не желал, чтобы она стала слабее, уязвимее.
Флот, прежде чем обновлять себя, нуждался в новой стратегии. В теоретическом осмыслении не только боевого опыта войны, но и всей новой политической ситуации, сложившейся на мировой арене. Не только в новейших открытиях науки, революционно пересмотревших и отвергнувших все старые возможности и представления о войне на море, но и открытиях ближайшего будущего. Ибо корабль строят не один-два дня, и кому нужны посудины, устаревшие уже к моменту своего спуска на воду!