— Первая атомная… — Петелин вздохнул, и все заулыбались: словно молодость адмирал вспомнил. — Первая атомная. Понимаете, какая ответственность лежала на командире. Можно сказать, всю судьбу атомного флота, темпы его развития в руках своих держал. Случись что на первенце — всю серию приостановят. Пока не выяснят, что к чему и как все это получилось.
Так вот у первого командира был свой взгляд на вещи. Он считал, что лучший способ научить человека плавать — это бросить его в воду. И в самой критической ситуации иногда так спокойно, не повышая голоса, вдруг бросал Жильцову: «Лев Михайлович. Представь, что сейчас война. Меня убили. Меня нет. Действуй!» И сколько ни вглядывайся в его лицо — ни черта не поймешь: доволен он или взбешен. Завершит лодка маневр, снова возьмет командир бразды правления в свои руки. А когда-нибудь вечерком пригласит к себе: «Пойдем, раз беремся в твоих сегодняшних художествах».
Сам видел — подолгу сидели.
— Доставалось Жильцову?
— При чем здесь «доставалось», «не доставалось». Они общее большое дело делали. Учеба шла, а не разнос или курение фимиама. Сам не подозревал, как скоро все это пригодится.
— Я слышал, в тот поход (он упомянул один из дальних походов) лодку должен был вести командир.
— Да. Преглупейший случай. Из тех фортелей, что ни с того, ни с сего выкидывает иногда жизнь. Уже все было готово, а тут, за неделю до похода, — на тебе — у командира острый приступ аппендицита. Его, конечно, — в госпиталь. Как быть?
Командование решило — вести лодку Жильцову…
Отлично, надо сказать, задание выполнил.
Дверь в кают-компанию открылась. Вошел Жильцов. Все захохотали.
— Чего смеетесь, черти?
— Да вот, тебе косточки перемывали, — улыбнулся Петелин. — Как говорят, легок на помине.
— Ну и как?
— Что как?
— Насчет косточек.
— Ничего. Четыре с плюсом вроде бы поставили.
— И на этом спасибо, — пробурчал Жильцов. — Могли и двойку вкатить… Стоит на минуту выйти, на́ тебе — уже заговор за спиной… А вы знаете, что делали в старом флоте с бунтовщиками?.. Вешали на реях.
— Ну у тебя, слава богу, рей нет.
— Ничего, — сердито пообещал Жильцов. — На перископе повешу… Или высажу на полюсе и оставлю… Тогда посмотрим, как вы запоете.
— Что же, — вздохнул Петелин. — Придется, как это ни прискорбно, бунт отставить… Так сказать, до лучших времен.
Внезапно появившиеся командир лодки и командир электромеханической боевой части Рюрик Тимофеев посоветовались вполголоса и шагнули к адмиралу.
— Неприятность, Александр Иванович.
— Что такое?
— Греется подшипник одного из насосов.
— Перед походом проверяли?
— Конечно. Насос совсем новый. Прямо с завода. Поставлен во время ремонта лодки.
— Может быть, потому и греется? Не обкатался еще?
— Рисковать здесь нельзя, товарищ адмирал. — Тимофеев говорил, как бросался в холодную воду. — Мы виноваты, мы и исправим.
— Почему же вы виноваты?
— В нашем хозяйстве накладка. Обязаны все были предусмотреть.
— Все в жизни предусмотреть невозможно. Что же вы предлагаете?
— Перебрать подшипник.
— Но это же значит остановить корабль, сорвать задание! Или возможно переключение на другую схему?
— Мы уже советовались. Переключение сделаем, ход корабля сохраним.
— Смело, — улыбнулся Петелин. — Но почему бы и не попробовать? Море смелых любит.
— Кого предлагаете в ремонтную группу? — спросил Жильцов.
— Вьюхин, Ильинов, Воробьев, Метельников, Резник. Во главе дела поставим Анатолия Шурыгина.
— Действуйте.
— А Шурыгин подходит? — спросил Жильцова Петелин, когда Тимофеев отошел. — Он же, я слышал, у вас ас теории.
— Не только… Может быть, в будущем он и будет академиком. Даже наверняка будет, думаю. Но гаечным ключом он орудует не хуже, чем логарифмической линейкой. Уж это-то я видел…
Перед ужином динамик загудел, и из него донесся голос Тимофеева:
— Товарищ командир! Докладывает инженер-механик. Все в порядке.
— Как в порядке?
— Насос опробован и работает отлично.
Петелин взглянул на часы и недоверчиво буркнул:
— Проверьте, Лев Михайлович, вроде получается, что наши рекорд поставили. В пять раз перекрыли заводские нормы. Не путают ли они там чего?
— Не должны, товарищ адмирал, Тимофеев не такой, чтобы докладывать не проверив.
Петелин ничего не ответил, нагнулся, вышел из центрального поста.
У Петелина был свой взгляд на роль старшего в походе, и со стороны могло показаться, что адмирал скорее внимательный наблюдатель, чем активное действующее лицо этих стремительно развертывающихся событий. Ни выговоров, ни поучений, ни ясно видимого одобрения с его стороны почти за весь поход а прошли они уже немало — ни Жильцов, ни Тимофеев не слышали.